Ноги сами понесли его к заветному повороту, и, чудом увернувшись от удара, полукровка привел нападающего в бешенство. Удар незамедлительно пришелся в стену, испортив обои и, кажется, уронив одну из позолоченных рам. В недовольном рыке он различил нотки женского голоса и очень удивился: с чего бы девушке на него нападать ни с того ни с сего?

Впрочем, ответа на вопрос он не получил. В спину ударили с какой-то нечеловеческой силой, и Тим, кажется, услышал, как жалобно хрустит собственный позвоночник. Разум тут же обволок липкий и до неприятного холодный страх. Только вот страх перед чем? Мнимой, но, возможно, скорой смертью? Или перед этой самой девушкой, очевидно, принявшей Тима за врага?

Ноги подкосились, а в горле застрял вопль боли и отчаяния: только что его одолела девушка! Лучшей концовки его отвратительной и бесполезной жизни не придумаешь. Сокрушенно упасть на мягкий бордовый ковер ему не дали, заставляя теперь идти вперед, не разбирая дороги.

Тяжелая серебряная цепь в который раз издала жалобный лязг, ударяясь о стену одной из темниц подвала. Анкерпрасад был, кажется, в ярости, ведь за проведенные в заточении сутки так и не оставлял попыток сломать цепи, на которые демоны этого клана не пожалели денег, сделав их из серебра. Запястья болели, дергать руками не было сил, но он почему-то не сдавался, наивно преследуя надежду на то, что в один прекрасный момент цепи не выдержат натиска и попросту сломаются.

Марвари уже в сотый раз пожалел, что полез в этот замок, пожалел, что остановился тогда, чтобы подслушать разговор. Какая-то горькая обида на злую судьбу засела глубоко в душе, порой заставляя винить в случившемся себя, притихшую рядом Франсуа, да и весь мир за компанию. Он ведь сделал лишь первый шаг и тут же оплошал! Неужели ему просто не суждено найти родителей?

Гольц была прикована цепями к стене так же, как и он, разве что она не пыталась освободиться и, видимо, даже не лелеяла надежды на это. Она была где-то глубоко в своих мыслях и, казалось, полностью игнорировала ту девушку, которая их и поймала, чем заставляла ее буквально усыпать пол крупными камнями рубинов. И все-таки Анкерпрасада волновало то, почему Франсуа молчит. Сначала ее странное поведение при одном лишь звуке голоса, как выяснилось, главы клана, которое не поддавалось для Марвари никаким объяснениям, а теперь это молчание, словно она умерла. Нет, не стоит об этом даже думать! Словно уснула.

На счастье Анкерпрасада, никто сейчас не трогал их, не пытался выведать информацию о том, откуда они и зачем пришли, что он не рассказал бы им ни за что. «А если потребовать главу и поговорить с ним?» – вдруг промелькнуло в голове юноши. Вариант казался невозможным, ведь сам глава вряд ли явится говорить с пленниками, тем не менее эта навязчивая идея вновь вытесняла все другие из его головы.

Марвари теперь стал дожидаться прихода этой жестокой, внушающей ему какое-то отвращение девушки, что и была их с Франсуа палачом. В ожидании время тянулось еще дольше. И какое-то легкое волнение оживало в животе, щекоча изнутри, при мысли, что глава все-таки согласится поговорить с ним. Неожиданно цепи, которые сковывали руки Гольц, ударились о стену, издав звонкий лязг: она дернулась. Впервые за все это время она начала подавать признаки жизни.

– Франсуа! – воскликнул Анкерпрасад, а в его взгляде промелькнула какая-то спокойная радость, причиной которой, скорее всего, являлась «ожившая» наемница. Та в ответ лишь молча посмотрела на него, а в ее глазах читалось столько грусти и страха, что радость Марвари сошла на нет, сменившись изумлением и беспокойством.