Затем, как это часто бывает в кино, произошло следующее: она повернулась к синему велосипеду, прислоненному к двухтысячелетней треснувшей колонне, наконец заметила его и прошла мимо. Если она и узнала его, то не подала виду.

– Mi scusi…[16]

Услышав его слова, она резко обернулась, вытерла размазавшийся крем с уголков губ и изобразила улыбку, граничащую с ухмылкой.

– Не напрягайтесь. Я тоже иностранка.

От ее слов, произнесенных с безупречным британским акцентом, у него заломило затылок. Он прожил в Италии почти десять лет.

– Вообще-то я живу здесь.

– Я тоже.

– Я имею в виду, что живу много лет.

– Не думаю, что это делает кого-то итальянцем, не так ли?

Он понял, что она шутит над ним в своеобразной британской манере, которая всегда казалась ему утомительной, даже в такой красивой женщине, как она. Он также понял, что пощады от нее ждать не стоит.

– По-моему, мы оба были на вечеринке у Пегги.

Она бросила пустую обертку от булочки в корзину на руле велосипеда.

– Я не помню, чтобы мы были представлены друг другу.

Он протянул руку.

– Джон. Джон Ласситер. «Артемис Продакшнз».

Солнце медленно поднималось за его спиной, и она прикрыла глаза правой рукой, чтобы получше разглядеть его.

– Богиня-воительница, – вот и все, что она ответила.

– Среди прочего. – Он обогнал ее, затем жестом предложил идти, а сам по-джентльменски покатил велосипед. Заметив сценарий в корзинке рядом со скомканной оберткой от булочки, он попробовал еще раз: – Вы ведь из студии Teatro 5, верно? Снимаетесь в…

– Не «в». – Похоже, ее позабавила его реакция. – Я дорабатываю сценарий «Когда ничего не останется».

– Я слышал, что он сырой и неровный.

– Он такой же сырой, как и обертка от моей булочки со сливками. – Она криво усмехнулась. – По крайней мере, я ценю вашу прямоту.

Слова «по крайней мере» не ускользнули от него. Ему оставалось пройти всего несколько метров по Виа Сакра.

– Вы часто здесь гуляете?

Она покачала головой.

– Только для вдохновения и, конечно, чтобы почувствовать историю. Как вы знаете, сегодня мартовские иды.

Он не знал. Несмотря на все утренние прогулки, Ласситер не подозревал, что они стоят на том самом месте, где умер Юлий Цезарь, заколотый собственными сенаторами. У продюсера были огромные пробелы в образовании, которые он всю жизнь скрывал практически любыми способами, за исключением книг.

– Точно, – вот и все, что он сказал.

Когда они повернули на проспект Виа-дей-Фори-Империали, запруженный визжащими машинами, она потянулась к ручкам велосипеда. Он задел ее крепкой загорелой рукой и был рад, что она не отстранилась так быстро, как могла бы.

– Что ж, увидимся в студии, мистер Артемис.

– Ласситер. – Ему было неловко поправлять ее. Но она только улыбнулась, и он понял, что она снова дразнит его. – А как зовут вас?

– Лоури. Вивьен. – Она села на велосипед и умчалась, но он заметил, что она оглянулась на повороте. В конце концов, у него все получилось.

– Вивьен, per l’amor, ради бога, мы не можем начинать сцену в спальне.

Вивьен бросила карандаш и отодвинула стул от стола в знак протеста. Съемочная группа проводила экстренное совещание из-за плачевного состояния сценария новой постановки Дугласа Кертиса «Когда ничего не останется». Это была мелодрама в стиле Дугласа Сирка, фильм об итальянском полицейском, который влюбляется в знаменитую американскую певицу, находящуюся под его защитой во время гастролей.