– Кстати, Сан Саныч, минералочки холодной нет? – выговорившись, поинтересовался Маркин. – Сейчас сдохну, ей-бо. В глотке как Сахара прямо. Учкудук, мля, три колодца!

– Да откуда его взять, «Боржом»? – усмехнулся вернувшийся вместе с ним Нестеров, доставая из своего сейфа бутылку «Ессентуков». – Как Мимино усатые суверенными стали, так ни «Боржома», ни вина нормального днем с огнем не найдешь. Шмурдяк один продают, не то что раньше. Вот, держите, она хоть и соленая, но жажду утоляет. И для печени полезно.

– Наши с тобой печени теперь только могила вылечит, – отмахнулся подполковник. – Да к чему мне кружка, так давай. Говорю же – сейчас сдохну!

Он одним могучим глотком осушил бутылку, перевернул ее, убедился, что ни капельки из той на пол не скатилось по стеклу, звучно рыгнул, глянул на часы и осведомился у Олега:

– Васьки не было пока?

– Нет, – вытянувшись в струнку, ответил Ровнин.

– Хреново. – Теперь платок осушил пот, обильно выступивший в районе шеи. – Значит, мля, не договорился. Придется нам тебя из того дерьма, в которое ты влез, самим вынимать.

– Петр Емельяныч, хоть вы мне объясните, что к чему! – взмолился юноша. – Нет, у меня есть догадки, но ведь никто ничего…

– Сынок, сюда подойди, – мягко и по-доброму попросил его Сан Саныч. – Только бочком, бочком, чтобы в окне не светануть. Помнишь, я когда уезжал, тебя об этом просил? Вот так.

Ровнин выполнил требуемое.

– А теперь смотри. – Опытный опер ткнул пальцем в черный БМВ, что стоял неподалеку от въезда в ОВД. – Видишь вон ту машинку? В ней сидят небритые люди в кожаных куртках, которые вооружены, опасны и очень тебя не любят. А теперь глянь туда. Вон там, чуть подальше, стоит еще одна иномарка, в которой сидят друзья тех небритых людей, и они тоже тебя не любят. А один из них, которого зовут Равиль, – особенно. Настолько, что лучше тебе застрелиться, чем попасть ему в руки живым. Кстати, если карта ляжет совсем пиково, чего лично мне очень не хотелось бы, то ты эти мои слова вспомни. Ты, сынок, его брата убил, а у них заведено так – если за родную кровь не отомстил, то позора не оберешься. Ну и вообще. Один умный человек мне в свое время сказал, что кавказцев-братьев надо убивать сразу всех, сколько бы их ни было, иначе покою не жди. В идеале даже двоюродных и троюродных следует зачищать. Такой у них менталитет.

– Все верно, – подтвердил начальник ОВД. – Восток, как говорил товарищ Сухов, дело тонкое.

– Так мы про Кавказ? – глянул на него Сан Саныч.

– Какая, хрен, разница? – профырчал Емельяныч. – Что те нехристи, что эти. Мы бошку прострелили и забыли, а этих, мля, чебуреком не корми, только дай ножом человека постругать на ломти. Не могут быстро убивать, обязательно им надо покуражиться.

– Просто у них к мести подход другой, – возразил ему Нестеров. – Хотят, чтобы виноватый прочувствовал свою неправоту. Или, может, традиции такие? Пес их знает. Я не интересовался.

– Не хочу, – побледнел Олег, худшие предположения которого стали реальностью. Плюс крепко его проняла та деловитость, с которой эти матерые мужики обсуждали то, что с ним может совсем скоро случиться.

Не с кем-то, с ним. И это было очень страшно.

– И мы не хотим, – недобро зыркнул на него начальник. – Даже генерал против. Только от хотелок наших коллективных, мало чего, мля, зависит.

– Но мы же милиция! – непонимающе обвел взглядом присутствующих Ровнин. – Мы – власть?!

Бывалый опер и начальник отдела обменялись взглядами, причем трудно было понять, чего в них содержалось больше – жалости к недогадливости молодого сотрудника или застарелой подсердечной тоски.