Но даже больше, чем то, как он говорил, её раздражало, что говорил.

Виктора ранило и жгло воспоминание, как впервые поделился с ней самым важным, сокровенным. Только что вышел из больницы, в палате они держались за руки, уходя, Галина гладила по голове. Легко согласилась встречаться вне школы, и часто позволяла взять себя за руку, даже положить руку себе на плечо, когда никто не мог видеть. И он решился поведать о главной своей мечте – стать офицером, всю жизнь честно служить Родине, как отец, только в авиации, ведь ничего важнее и почётней, чем защищать свою страну и не могло быть, надо было только тщательно готовить себя быть достойным цели. Витя ещё ни с кем, кроме как с родителями, не обмолвился об этом и словом. Глаза Галины затянулись разочарованием, она стала зевать, вскоре сказала, ей надо домой, просила не провожать. Это была первой из тех саднящих ран, которые нанесла Галина. Которые, несмотря ни на что, прощал и прощал.

Его чаянья и стремления, идеалы и принципы, которые были так важны для него, и Галина, это было нечто несовместимое, противоположное. Об этом говорили отец и мать, хотя не знали и половины того, что позволяла себе Галина, что смела думать и даже высказывать публично. Сам столько раз убеждался, столько времени разумно и последовательно доказывал себе это. Но в его голове, вопреки всякой логике, любовь к Галине и верность идеалам постоянно легко совмещались и едва не казались чем-то единым.

Конечно, шокировало, если непочтительно высказывалась о Ленине и даже имела дерзость иронизировать над лысиной вождя пролетариата, смеялась над комсомольскими собраниями. Ужасало, когда с полной уверенностью, что так и было, рассказывала, как здесь в тридцать девятом году встречали советских солдат с цветами, а потом за спинами советских солдат шло нарастающее нашествие НКВД, аресты и депортации, а уже в сорок первом, при наступлении немцев – массовые расстрелы. В Карпатах Виктор в принципе впервые узнал, оказывается, есть люди не любящие Родину так, как полагалось любить, скрывающие глухое недовольство, но в основном это были те, кто говорил по-украински, не доверял Виктору, не поднимал в беседах с ним таких тем. Из уст Галины Виктор слышал такое, что не мог поверить – это может звучать, не вызывая землетрясения.