– Но это не Красная площадь, это Париж, – сказала я и с внезапной гордостью напомнила, что Франция по территории не слишком-то превышает по размерам Ростовскую область, а Россия занимает девятую часть земной суши.
– Это европейцев скорее пугает. Впрочем, моя цель – не Париж, а голливудская Аллея звёзд, – заметил Финн. – И вот когда там я стану номером один, я смогу показать им кулак и заставить уважать себя и мою страну.
– Думаешь, это реально?
– Неизбежно. Стал же австрийский Шварцнеггер супергероем Штатов и губернатором Калифорнии? Падала в обморок Америка перед Битлз?
– Было такое, – согласилась я. – Но как же свобода? Если ты добьёшься мировой славы, ты ни в Париже, ни в Нью-Йорке не сможешь прогуляться просто так, зайти в кафе и купить хлеба в супермаркете.
– Хлеб вреден, – рассмеялся Финн. – Уверен, я что-нибудь придумаю.
– Ты всегда добиваешься того, что хочешь? – вспомнила я.
– Всегда. – Финн просиял так, словно снимался на мем Тони Старка в лучах славы, а затем потянулся ко мне. – Но обо мне не интересно, лучше ты расскажи о себе. Где живёшь? Кто твои родители? Что любишь? Чем увлекаешься?
– Как много вопросов! – зарделась я, на самом деле было приятно, что ему интересно.
– Я жадный. Хочу знать о тебе всё!
– Ну, моя мама была русской, папа... из Бухары.
– Постой, это та, что в Узбекистане?
– Да, красивый древний город, которому около трёх тысяч лет – немногим младше столицы Эхнатона и Нефертити. Бухара сохранила весь свой исторический колорит, хотя сменялись государства, правящие династии Ахменидов, Саманидов, Шейбанидов, Аштарханидов, Мангытов. В нынешнем культурном слое, а это редкий для живого города простор — целых двадцать метров, археологи и сегодня находят ювелирные изделия и предметы возрастом свыше пяти тысяч лет. Вот так.
– Вау! Получается, ты просто не могла не стать историком?
Я улыбнулась, довольная, что произвела на него впечатление.
– Я была там всего раз пять, мы жили в Аксае, под Ростовом. Но да, папа много о Бухаре рассказывал, возможно, поэтому я и полюбила историю.
– А почему ты просто не сказала, что наполовину русская, наполовину узбечка?
Я закусила губу.
– Из-за гастарбайтеров?
– За последние годы слово «узбек» для некоторых стало нарицательным, – сказала я, – а я хочу подчеркнуть, что это народ с глубокой историей и культурой. Все цивилизации переживают период упадка и взлёта, но я не хочу, чтобы на меня навешивали ярлыки до того, как я успею сказать что-нибудь ещё.
– Единственный ярлык, которого тебе не отцепить, – это умопомрачительная красавица!
Улыбка сама расползлась по моему лицу, как бы я ни старалась оставаться серьёзной. Финн добавил:
– К тому же красавица с интеллектом, а это уже мимо шаблона!
– Спасибо! Не знала, что звёзды умеют мотивировать...
– За это нас и любят, – подмигнул Финн. – И конкретно меня. Я пою со сцены про любовь, и каждая девчонка считает, что она у неё уже есть. А поверить во что-то хорошее – первый шаг к тому, чтобы это получить.
– Каждая? – хмыкнула я.
– Кроме расхитительниц гробниц типа тебя. А мама и папа не побоялись отпустить тебя одну так далеко?
Я опустила глаза, радость померкла.
– Они умерли.
Финн коснулся моего предплечья сочувственно:
– Прости, не знал. Давно?
– Мама пять лет назад. Папа – в прошлом году. Сердечный приступ.
В лице Финна сейчас не было ничего наносного, и я ещё больше прониклась к нему.
– Мне правда очень жаль, малышка.
– Я не малышка, я Дамира, – заставила себя улыбнуться я.
– Это очень серьёзное имя, – признался Финн, – как звон клинка в воздухе. По крайней мере, я так слышу. Что оно означает?