Я встала с атласного покрывала, скользнула взглядом по визитке, выпавшей вместе с кошельком и расчёской на полированную поверхность, и пошла в ванну. Там наполнила полные горсти ледяной водой, ополоснула лицо, сдерживаясь, чтобы не сунуть голову целиком под струю.

Щеки и лоб перестали гореть. Я подняла глаза и замерла в изумлении. В нише стояла золотая статуэтка богини Маат в виде женщины с руками-крыльями, крошечные глаза инкрустированы синим и подведены, как положено.

Какая красивая! А вчера я её не заметила. Я приблизила лицо к вещице. Перо страуса, воткнутое в тщательно изображенные мастером волосы, казалось невесомым, как и должно.

Согласно египетской Книге мертвых, это самое перо в загробной жизни кладут на одну чашу весов, а на другую – сердце человека. И если сердце перевесит пёрышко, его уничтожит Пожиратель, жуткое чудовище из подземного царства.

Мне бы лучше не умирать сейчас, – подумалось не к месту. Несмотря на затихшие мысли, моё сердце оставалось тяжёлым, как камень. Сожрут и не подавятся…

Посмотрев на своё растерянное отражение, я вытерла потёкшую тушь и скосила глаза на статуэтку. Не очень понятно, что забыла Маат, «царица земли и властительница загробного мира» на мраморной полке ванной? Ещё один намёк на несуществующее от мадам Беттарид или просто с аксессуарами хорошо сочетается?

Богиня на постаменте из чёрного гранита умещалась на моей ладони и была увесистой, словно отлита из чистого золота. Я усмехнулась себе под нос: вряд ли в комнату для гостей ставили бы такие ценности.

Но что же мне делать?

Благодаря ледяной воде и Маат я слегка успокоилась и включила разум. Сфотографировала свою копию договора и отправила учительнице французского вместе с русской версией для проверки. Вызвала её на видеосвязь, устроившись в неудобном, но красивом кресле у окна.

– Прости, милая, я занята сейчас! Никак не могу! – поспешно ответила веснушчатая, как грибной дождик под солнцем, Ниночка. – Ой, что ты делаешь во дворце?!

– Живу.

– Ничего себе! Дорогая, ты там что-то накидала мне? – было видно, что Ниночка куда-то бежит на всех парах, над её головой мелькали ветви деревьев, осколки неба с хлопьями облаков.

– Договор, – ответила я второпях, подстраиваясь под её темп. – На двух языках. Мне тут предложили работу… и очень нужно проверить. Написано, что копия французская преобладает над русской, но меня заверили, что они идентичны. Посмотри внимательно, пожалуйста! Я заплачу, сколько надо.

– Окей, почитаю твой договор обязательно. Подожди немного, разберёмся! Ой, всё, я прибежала! Целую!

Небо в осколках схлопнулось. Впрочем, за открытым окном раскинулось над крышами Парижа такое же. Я вздохнула и вспомнила, как говорил мне папа: «В жизни человека случается так, что всё вокруг даёт ответ на его вопрос, только замечай детали».

Если папины слова верны, то ответ Ниночки можно трактовать однозначно: во всём я разберусь, нужно только не бежать с криками и требованиями, а подождать. Как утверждает французская грамматика, в вопросе всегда есть ответ. Конечно, то было о временах, но может быть и не только…

Сердце сжалось: только бы Финн простил! Я очень-очень хочу быть с ним, и тем уязвима!

– Сейчас едем в студию, – бойко известила меня Арина, когда мы снова загрузились в серебристый фургон. – Будешь преображаться в Нефертити. Уже и костюм готов, мне так не терпится увидеть тебя в образе!

– А потом съёмки? – спросила я, устраиваясь в кресле.

– Да, поедем за город. Катрин выбрала потрясающий антураж!

– Мадам Беттарид?

– Ага, она тоже будет на площадке.

– А Финн?