Итулль долго и неподвижно что-то высматривал в старый бинокль, который был всегда в его рюкзаке вместе с дневником. Очевидно, он не находил искомое, но не сдавался и продолжал обследовать морские линии горизонта. Когда я наговорился сам с собой под июльский плейлист Баренцева моря, я обратился к Итуллю.

– Что там должно быть видно? – кивнул я на потёртый бинокль.

– Остров белокрылых лосей. Но это не тот маяк, – разочарованно ответил он.

– Ого, это что-то в терминах географии от Застенчивого Густава?

– Да, но это секрет. Густав так и не нашёл себе нового места и решил готовиться к путешествию домой. Не в тот дом, где спальное и съестное, а Домой – туда, где обитают такие же, как он сам. Он вдруг невыносимо затосковал по Дому. Часами смотрит в сторону океана и жуёт. А может, и не жуёт, а просто по привычке двигает челюстью. А со стороны кажется, что он говорит с кем-то, не открывая рта. Всё, что он знает, – это то, что это остров напротив заброшенного маяка. Во время отлива можно лосиными ногами пройти на этот остров. А на самом острове в скале уже и грот Домой. Дом Застенчивого Густава и его рода – он по ту сторону этого туннеля. Ни Густав, ни я не особо разбираемся в картах, поэтому нам нужна твоя помощь. Но обо всем этом Ульяна не должна узнать, по крайней мере изначально. Она сразу скажет «НЕТ», это точно. Поможешь?

К нам подошла Ульяна. Она казалась оттаявшей Снегурочкой, яркие лучи позади её волос и шерстяной кофты озарили её пушистым свечением. Пушистое свечение было и в зелёных добрых глазах, от которых невозможно оторваться. Она потрепала взлохмаченные ветром волосы Итулля и села рядом. Взяла бинокль и нежно погладила его металлическую поверхность с гравировкой.

– Бинокль моего папы, – объяснила она мне.

– Дедушка Итулля был моряком? – спросил я, ныряя в предвкушении отличной истории вокруг этого старого и значимого для неё предмета. Иногда в музеях или замках моя фантазия сама расцветает уютными историями при взгляде на тот или иной артефакт. Кто был его хозяином или хозяйкой, кем и где вещица была изготовлена, в каких переделках она побывала, какие разговоры невольно подслушала и что хранила в секрете, даже потеряв владельца?

– Дедушка был охотником и высматривал кормёжки гусей в полях, – важно заметил Итулль.

– И воришек дедушкиных яблок, – не скрывая смеха, добавила Ульяна.

Бинокль был доверен мне. Старый, местами со сколами и вытертый до блеска тяжёлого металла. Часть округлости окуляра со вмятиной от удара – вероятно, выпал из рук на твёрдое. Одна линза немного треснула в правом верхнем углу. Внутри – скопление пылинок и песчинок. Видимость как старая фотография – немного размыто, чуть тускло, но очень тепло, всё живое и будто с дополнительной историей, не видимой обычным взглядом.

– Да он же волшебный! – не удержался я. ‒ В него видны истории! Вы только посмотрите сами – сквозь него вокруг нас одни болтушки. Все и всё вокруг болтается в неустойчивых руках смотрящего сквозь бинокль. Все и всё болтает без умолку. Нас окружают желающие заявить свою важную историю, они наперебой ждали случая высказаться, заявить о себе и своих приключениях, поделиться наставлениями, забавным и печальным опытом, поведать сагу или небылицу.

– Так вот откуда дедушка столько историй знал! Вечер заканчивался раньше, чем его истории на веранде за каштанами. Помнишь, Итулль? – задорно поддержала меня Ульяна.

– Я сделаю всё, что могу, чтобы этим летом увидеть со старого маяка в этот волшебный бинокль остров с гротом, – многозначительно произнёс я в океан и прищурился, словно Итулль и я ‒ кавалеры тайного средневекового ордена.