Теперь нам уже страшно за самого Сан Саныча. Он весь красный, дышит с трудом.

– Немедленно, – пыхтит он, – сию минуту. Если только я найду на рабочем месте.... Только одну крошку… хоть от чего-нибудь…

Мы осторожно осматриваем свои места. И вздрагивая, вспоминаем. Торт! Нам с прошлой смены оставили здоровенный кусок. С очень барского стола. Если он его найдет, нам крышка. А не найдет его только слепой. Мария Петровна берет быка за рога.

– Что вы так волнуетесь! Это вредно! Не нервничайте! Давайте, я вас чайком побалую. Тамарочка! – величаво обращается она ко мне – У нас цветочки в кувшине. Поди, принеси свежей водички.

Намек понят. Нет, старая гвардия – вариант беспроигрышный. Мне нужно немедленно избавиться от кремового угощения прошлой смены. Потому что неисполнение приказов и инструкций карается. Почти смертью. Или тремя часами инструктажа и криками, что мы все – женщины. Лучше смерть. Поэтому за одну секунду до облавы я залетаю в комнату отдыха, выхватываю букет и с размаху прихлопываю им кучу взбитых сливок. Прощай, сладкая радость! Цветы жаль, но шкуру свою еще больше. И торт, зараза, вкусный, наверное. Был.

Бегу быстрее, прыжками, с кувшином за водой. А как? Любимый начальник чая хочет выпить. Рада стараться. Да здравствует Комплекс, самый лучший гостиничный комплекс в области! Да и в мире, наверное.

К нам в каптерку Сан Саныч заходит осторожно, бочком. Не просто ему дались те годы испытаний, когда они с Квасей только привыкали друг к другу. Выгнать он ее не мог, нельзя было. И сейчас нельзя. А сдаться какой-то сопливой девчонке гордость не позволяла. Вот и ведут они до сих пор тихую партизанскую битву. Сан Саныч хищно принюхивается, но ничего из запретных ароматов не улавливает. Постанывая, усаживается за стол и с наслаждением тянет чудный чай с мятой. Ему очень хочется заглянуть за диван, но он стесняется. Как-то в Квасину смену он заглянул, после чего красный, как рак, вылетел из комнаты отдыха, даже не глядя по сторонам. А с Квасей после этого две смены не разговаривал.

– Это еще ничего! – грозилась она. В следующий раз положу туда использованные дамские принадлежности. Будет еще обыскивать!

Сегодня среда, на дворе осень и днем в комплексе тихо. Заезжать начнут ближе к вечеру. Обед проходит без происшествий. Кроме одного звонка. Мне.

– Это Миша, узнала? – журчащий голос. – Скучаю! Не доживу до завтрашнего вечера. Веду себя, как влюбленный подросток. Перед людьми стыдно. Но очень увидеть хочется.

Со скучным лицом слежу за Марь Петровной. Она сосредоточено перебирает счета. За более чем двадцатилетнюю службу в рядах коммунального хозяйства, она носом чувствует человека, желающего потратить немного денег. Не отрывая глаз от бумаг, тихо говорит:

– Не дури, соглашайся. Никто тебя силком в постель не потянет. Иди обедать. Только не здесь. В «Корейский».

Крохотный «Корейский» зал находится на другом конце комплекса. Он далек от начальства. Работающие там корейские официанты молчаливы, им все равно, от кого получать чаевые. Главное, чтобы вознаграждение было щедрым, в пределах разумного, разумеется. Корейские официанты очень колоритно смотрятся в этой экзотической обстановке. Они как герои дорам: все подобраны одного роста, красивые. Некоторые с очень длинными волосами, заплетенными на макушке в тугие косы. Другие с эффектно окрашенными челками. Мне кажется, гости приезжают не столько отведать национальной кухни, сколько полюбоваться на момчжан1. Все перегорожено бамбуковыми ширмами, и никто никого не видит.

– Угу. В «Корейском». Обед.

– Бесценная! – страстно кричит Михаил, а я уже начинаю сомневаться в его здравом рассудке.