Он чуть не уткнулся в медсестру в плотно надетой маске, которая выскочила из палаты и замахала кому-то в дальнем конце коридора. Все кругом оживились, по полу застучали глухие удары пятками, залязгало что-то в кладовке, откуда выбежала ещё одна медсестра, побежала, размахивая пакетом, обогнала усталого врача, легонько сдвинула Вито и вбежала в палату. На койке лежало тело. Вито увидел серое лицо старика. Худое, со вздёрнутым вверх подбородком. Сестра деловито колдовала с его рукой, другая то подносила, то убирала от его лица маску с гофрированной трубкой. Старик вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на Вито, такого же неподвижного в этой суете, как он сам. Через миг Вито кто-то грубо оттолкнул и закрыл собой обзор. Тогда он сделал несколько шагов внутрь палаты и встал так, чтобы лицо старика ему ничего не загораживало.

Лицо менялось. Постепенно исчезало выражение боли, черты становились мягче. Вито старался не моргать, чтобы не упустить главный момент. Момент он не упустил, но, когда доктор накинул на лицо старика край простыни, он почувствовал лёгкое разочарование, потому что ожидал чего-то большего. Некоего озарения, понимания, что же в этот момент происходит на самом деле. Ни понимания, ни озарения не случилось.

Сёстры, как работники сцены принялись разбирать реквизит, сворачивать, выключать, что-то убирать и выносить. Сестра Мария положила руку на плечо Вито.

– Бывает и так. Мы не всё можем.

– Я хотел бы остаться здесь, – сказал Вито, не оборачиваясь.

– В палате?

– В этом отделении.

– Конечно. Если хочешь. Я думала, тебе для практики сойдёт что-то полегче.

– Нет. Я хочу остаться здесь. Можно?

Мария оглядела Вито и кивнула.

Вито официально поступил на практику в тот же день. Ему разрешалось свободное посещение, он мог в любой момент отказаться, если пожелает.

Вито был приставлен к Виттории, старшей медсестре отделения. Высокая, угловатая, с длинными сухими руками, резкими движениями она дирижировала другими сёстрами с высоты своего роста и никогда не позволяла себе повышать голос, иначе как в попытке докричаться до кого-нибудь издалека.       Виттория всегда знала, что нужно делать и, если видела замешательство в ком-то, то, как гипнотизёр в цирке, взглядом и голосом возвращала того в колею отрепетированной партии. Вито ею восхищался и находил хороший знак в созвучии их имён. Под её присмотром он учился оказывать первую помощь тем, у кого случались приступы.

Поначалу препараты ему не доверяли, и его роль чаще всего заключалась в том, чтобы быстро оповестить персонал, когда кому-то стало хуже. Затем, под руководством Виттории он начал вводить лекарства больным. В глазах наставницы его отличало то, что даже в первый раз, когда ему пришлось воткнуть иглу в живого, чувствующего человека, у него не дрожали руки, как это обычно бывает со студентами.

Вито любил расспрашивать пациентов о том, что они чувствуют, о чём думают. Медсёстрам было некогда. На жалобы пациентов они обычно отвечали доброжелательно, но односложно, типа «это нормально», или «всё будет хорошо», а потом шли дальше по своим делам. Иногда Вито присоединялся к родным пациентов, почти все старались познакомить его, рассказывали, какой он внимательный.

Все, кроме синьора Уго Ардженти. Тот останавливал неподалёку свою коляску, смотрел на Вито, слушал не больше минуты и удалялся. У Ардженти была отдельная палата с выходом в патио с оранжереей. Тереза, старушка под восемьдесят, первой разрешила Вито сделать ей укол и даже подбадривала в процессе. Она рассказала, что этот Уго отказался от всякого лечения, платит больнице бешеные деньги за палату и ведёт какой-то дневник своего самочувствия, чтобы оставить его вместе с наследством своим родственникам. Правда, в последнее время к нему приставили медсестру, которая колет ему обезболивающее.