Мы сразу на этом первом контроле засыпемся.

После первого поворота есть еще три, и от третьего стрелка с пунктиром в смысле – «иди и иди».

Но это вовсе не значит, что девушку встретят где-то там дальше. Преступники могут тормознуть ее и на половине пути, так что наши засады ближе к концу дистанции окажутся бесполезными, не говоря уже о том, что расставить большое число людей незамеченными, практически невозможно.

Я еще подумал… и понял, что этими соображениями трудности не кончаются.

Снова смотрю на схему.

Конечно, последняя тут прямая идет уже недалеко от заднего забора, за которым обширный участок дикого леса. Унести туда ноги – нет проблем, а чтобы блокировать со стороны леса, нужно разместить там около роты солдат.

Опять эта песня, да чтоб её!

Но продолжаю «гадать свою думку»: вот девушка идет по какой-то алее… ее окликивают от одной из могил… так, там двое – и может быть женщина… забирают деньги из сумки, сумку, разумеется, не берут, женщина другими путями топает себе спокойно на выход… а может быть, это рабочий в спецовке из местных или подросток мальчик-девочка – у преступников тоже есть дети… девушка, отдав деньги, спрашивает: «а где же ребенок?» – «а вот посидим еще минут десять, вы пройдете тут рядом к одной могиле, там записочка – и не волнуйтесь, мальчик в полном порядке»… а мальчик, скорее всего, там и сидит, только что оставленный… или оставлен в какой-нибудь машине неподалеку от кладбища – а в записке сказано где.

На месте преступников я б так и сделал… впрочем, что за глупые мысли.

Ну, снова «Дивлюсь я на ни-бо…»

За раздумьями не заметил, как оказались уже у родной конторы. Что докладывать начальству – понятно: факты, и свои соображения – почему операцию по захвату преступников проводить нельзя.

Надо сказать, начальство у меня не умное и не глупое, а среднее, и в целом – вменяемое. Это важно, потому что не всем так везет, и в конторе были пеньки откровенные.

Подполковник – непосредственный мой начальник носил кличку «Антигорби», так как имя-отчество имел инверсивное к ушедшему недавно от власти Горбачеву, то есть звался Сергей Михайлович, а выше над ним и, соответственно, мной помещался полковник Моков – тоже не глупый и не сильно вредный.

Доложил обоим начальникам у Мокова в кабинете, выслушали всё внимательно.

– Эх, блин, – вздохнул мой Михалыч, – так что же выходит, сук этих взять нам не получается?

– А как? Дмитрий четко всё разложил. И во-вторых, зам. министра мне однозначно сказал: «Голову сниму, если с мальчиком что-то случится». – Помолчав, полковник грустно добавил: – И двести тысяч долларов придется отдать.

Грусть искренняя, от всего сердца, и по понятной причине: если б пошли на захват, денег их прежнему владельцу как собственных ушей не видать. И скорее всего, случилось бы так: при захвате преступники оказали вооруженное сопротивление, двое-трое были убиты, а один, якобы с деньгами, сбежал. Няньку, если нужно по обстоятельствам, оглушили бы, не стесняя себя последствиями.

Да, взгрустнули мои два начальника.

Решили окончательно, что мы с помощником привозим няньку, провожаем по главной аллее до первого поворота и прогуливаемся там ее дожидаясь. Приезжаем в своей милицейской форме, преступникам это должно показать, что играем «в открытую» – ничего против них не замышляем, просто хотим получить ребенка. И нянька должна так озвучить сразу при встрече. С этим отправились к себе в Отдел, уточняя между собой технические детали, и что медсестру надо взять для вдруг необходимой помощи мальчику.

Прошли уже в свою часть здания, как вдруг…кто-то выскочил нам навстречу с громким: