– А тебя, конечно же, исключительно ноги интересуют! – вскипела она. – Всё равно чьи и какие!

– Не всё равно какие! – запротестовал папа. – Но согласись, если у невесты сына ноги растут из ушей, это впечатляет, хотелось бы взглянуть.

– Ну ещё бы! – фыркнула мама. – Тебя хлебом не корми, только дай посмотреть на девичьи ножки!

– Нет, я не поэтому, – стушевался папа. – Просто, вдруг Игорь чего-то не разглядел, и они у неё растут не из ушей, а… из носа например. Представляешь картину: голова, – он нарисовал руками в воздухе круг, – огромный нос, а из него… свешиваются…

Он не договорил, мы с мамой громко засмеялись. А Игорь вспыхнул, вскочил, оттолкнул стул и вперился в папу горящими глазами.

– Ты! Ты!

У него не было слов. Папа и мама опомнились. Попросили у Игоря прощения. А тот принял решение, которого при других обстоятельствах мы бы не дождались никогда.

– Вот я приглашу её к нам, и сами убедитесь!

Разумеется, мы все с радостью согласились. Маме хотелось увидеть девочку, растопившую доселе неприступное сердце сына, папа мечтал полюбоваться на эти самые ноги из ушей, а я жаждал рассмотреть столь необыкновенные уши. Мне эта Лена представлялась не обыкновенной школьницей, а неким фантастическим созданием с огромными лопушиными ушами и свисающими из них вроде варёных вермишелин, мягкими, длинными, ножками. Я даже нарисовал её портрет.

Брат, узрев моё «произведение искусства» впал в исступление.

– Мало мне отца, – бушевал он, – ещё малявки всякие будут надо мной издеваться!

– Ничего я не издевался, – обиделся я. – К твоему сведению, художник имеет право на своё видение! И никто не смеет рвать его произведение!

– Вот и видь про себя! А рисовать всякую чушь я тебе запрещаю! – голосил Игорь. И отобрал у меня все чистые листы. И карандаши.

Но я никак не мог успокоиться и принялся набрасывать портреты его крали ручкой прямо в тетради по математике. Сижу на уроке и черкаю, про всё на свете забыл. Меня мучил вопрос, куда пристроить туловище девушки? Если ноги растут прямо из ушей, то по логике тела вообще нет! И где шея? А руки? Вот я и комбинировал то так, то эдак. Так увлёкся, что не сразу почувствовал, что меня в бок толкают. Подскочил только от чувствительного щипка.

– Ты что? – набросился я на Настю, свою соседку по парте. – Больно же!

– Что это за каракатиц ты рисуешь? – поинтересовалась она, опасливо покосившись на оглянувшуюся на мой невольный вскрик учительницу.

– Не каракатиц, а невесту моего брата, – брякнул я не подумав. И прикусил язык, но, как говорится, слово не воробей, спохватился я поздно.

– Невесту? – глаза у Насти загорелись. И почему девчонки всегда так интересуются всякими невестами и женихами? – Дай посмотреть! – и она вырвала тетрадь у меня из-под руки.

– А как её зовут? А сколько ей лет? – посыпались на меня вопросы. Устроила допрос, прямо как мама брату.

– Какая разница? – прошипел я и попытался отобрать тетрадку, но не тут-то было.

– Если она уже взрослая, то почему у неё на голове такие огромные банты? И ленточки свисают слишком длинные. Или ты просто не умеешь рисовать?

– Сама ты не умеешь, – огрызнулся я и дёрнул тетрадь к себе. – Это не ленточки.

– А что? – не отставала Настя, продолжая изо всех сил удерживать листок, так что тот затрещал.

– Ноги!

– Что?!

– Ноги! Если хочешь знать, у девушки моего брата совершенно обалденные ноги! Они у неё из ушей растут! – неожиданно для себя горделиво заявил я. Чем сразил Настю наповал. У неё даже пальцы разжались, и я смог, наконец, вернуть свою законную собственность.

– Из ушей?!

– Прутиков! Короткова! – учительница постучала указкой по столу. – Короткова, как тебе не стыдно, ты пыталась списать у Прутикова, а ещё отличница!