С тех пор их никто не видел, кроме человека, которого они наняли ежемесячно доставлять им припасы из Ардрахана, но он держал рот на замке – очевидно, платили ему хорошо.

Годы шли, в деревушке, как всегда, ничего не случалось, и лишь житель Ардрахана каждый месяц проезжал через нее.

Вот однажды, как всегда невозмутимый, по своему обычаю он проехал через деревню, разве что хмурым кивком поприветствовав ее обитателей, и отправился к Дому. Обыкновенно он возвращался по вечерам. Но в тот день вернулся буквально через несколько часов в небывалом смятении и объявил потрясающую новость: Дом провалился сквозь землю, и на месте его зияет пропасть.

Новость эта возбудила любопытство местных жителей, и, одолев страхи, они толпой отправились на место происшествия. Все было именно так, как и сказал разносчик.

Вот и все, что нам удалось узнать. Но об авторе Манускрипта и о том, кем был он, откуда взялся, остается только гадать.

Как и хотел он, имя его кануло в небытие.

В тот же день мы оставили заброшенную деревушку и никогда не возвращались более в Крейгхтен.

Иногда во сне мне видится эта огромная Яма, окруженная зарослями кустов и деревьев, а на дне ее клокочет вода, и шум этот скрывает – во сне моем – все прочие звуки, поднимающиеся из Ямы, над которой висит целое облако водяной пыли.

И не коснуться мне ее щеки,

И не уткнуться в волосы ее…

И даже на колени могу я пасть

Перед пустой лишь тенью, не равной ей

в изяществе;

И голос ее слышу только в стоне ветра,

И во вздыханиях ночных цветов,

И в плаче ручейка на солнечном восходе,

И в бушевании вечернем волн,

И я зову ее, но тщетно…

Радость Заката познакомила нас. В одиночестве зашел я далеко от дома, часто останавливаясь, чтобы во всех подробностях разглядеть, как созидаются бастионы Вечера, и прочувствовать драгоценную и удивительную пору сумерек.

Остановившись в последний раз, я готов был раствориться в торжественной радости и величии созидающейся ночи; и даже рассмеялся в своем одиночестве посреди легшего на мир полумрака. О! На смех мой прозвучал ответ из-за обступивших сельскую дорогу деревьев, словно бы кто-то с радостным пониманием сказал: «И ты такой же, как я!» – и я вновь рассмеялся в сердце своем, поскольку не мог поверить в то, что на мой смех отзывается человеческое существо, а не милый дух, подслушавший мое настроение.

Но девушка заговорила снова, назвав меня по имени; я подошел к обочине дороги, чтобы посмотреть, не знакомы ли мы, и понял, что имею дело с леди, чья краса была знаменита во всем графстве Кентском. Мирдат[14] Прекрасная была моей соседкой, так как поместье ее опекуна граничило с моим.

Тем не менее до того дня я не встречался с Мирдат, так как часто и надолго уезжал за границу или погружался в свои дела, – ученые занятия и физические упражнения забирали все мое время, и я знал о соседке лишь то, что изредка доносили до меня слухи, но был этим доволен.

Внимательно вглядываясь во мрак, я немедленно остановился и, взяв шляпу в руки, ответил на вежливое приветствие со всей любезностью; ибо верными оказались слухи, утверждавшие, что не было равных среди красавиц нашей страны той Деве, которая теперь обменивалась со мной милыми шутками, называя себя моей родственницей и кузиной, что было в известной степени верно.

Действительно, она не церемонилась, прямо и честно величала меня детским именем и, одарив меня смехом, велела называть ее Мирдат. Она пригласила меня к себе за зеленую изгородь – через брешь, которой пользовалась тайно, когда вместе со своей служанкой без разрешения отлучалась на деревенские развлечения в сельской одежде… хотя едва ли могла кого-нибудь обмануть этим.