Хорошо иметь верных подруг! Яна открыла тетрадь на последней странице и застрочила:

«Оля, паника!!! У Этой др».

Оля взглянула на преподавательницу литературы, но та удачно возвела взгляд к потолку, цитируя какие-то стихи.

«Она что, тебя зовет?».

«НЕТ!! Думай головой! Ричард!!!!».

«Не-е-е-е-е-е-е-ет».

«У неё с собой приглашения. В красный горошек!»

Отвлекать на уроке Ричи был дохлый номер. Оля дождалась перемены, смахнула всё с парты в портфель и поймала Ричи на выходе из аудитории, выложив скороговоркой новости.

– О, – на обычно спокойном лице Ричи отобразилась целая гамма чувств. – Я не смогу просто отказаться, да?

– Ну, – сказала Оля, испытывая смешанные чувства, – она будет тебя ненавидеть, и все её подруги и их друзья. И вообще.

– А если у меня уважительная причина? Я, эм… я иду на лекцию. Очень важную.

– Ну…

– Кстати, хочешь, пойдём вместе? По киноискусству. Будут показывать новую волну. В прошлый раз был итальянский неореализм.

Из этого набора слов Оля выцепила словосочетание «пойдём вместе», и этого было вполне достаточно.

– Да. Да. Конечно. Очень интересно, – сказала Оля. – Очень уважительная причина.

У неё, конечно, были подозрения, что Ричи предпочел её в качестве наименьшего зла – но, с другой стороны, как там было? Один маленький шаг для человека… и всё такое. Главное, не прозевать. Подготовиться. Найти дома духи.

Оставшиеся дни до этой чудо-лекции она размышляла, в чём же пойти. Что-то такое соблазнительное, но не перебор, ведь это лекция; с другой стороны, если будет кино, значит, потушат свет, романтическая атмосфера… а может и не слишком. Вдруг надо будет отвечать на вопросы? Тогда она точно опозорится. Книги и журналы по искусству дома заканчивались на театре; Оля подозревала, что где-то на нём бабушка её умерла, и больше никого в доме оно не интересовало. Удалось выяснить, что эта самая волна – это что-то французское, но из французских фильмов Оля помнила только комедии с Луи де Финесом. Но чтобы серьёзный Ричи такое смотрел? Может, «Фантомас»? Хорошо бы это был он!

В конце концов она остановилась на шерстяном платье. Грудь в нём всё ещё не появилась, зато утащенный родительский широкий ремень недвусмысленно обозначал талию. На шею полагался какой-нибудь платочек или шарфик, но у Оли и сестер всё было то детское, то допотопное, и в итоге пришлось идти без. Конечно, не обошлось без приключений: как только Оля в Тот Самый День забежала домой, активировалась маменька, которая последнее время бесилась по малейшему поводу:

– Что ещё за лекция?

Подробностей Оля не спрашивала, но вот уж врать она научилась отменно и тут же сочинила историю, в которой фигурировали семинары, преподаватель, история искусств и волшебное слово «оценка». Не отпустить у Марьи Петровны не получалось, и та мрачно отступила, потребовав, чтобы Оля взяла с собой одну из сестер:

– Пусть просвещаются!

Внезапно взявшаяся страсть матери к культурному просвещению дочерей озадачивала Олю (Рокстоки что ли повлияли? С себя бы что ли начала или с отца), однако ругаться не было времени. Она, быстро прикинув, согласилась на Софу, и пошла с Дашкой сооружать себе причесон. Ей нравилось, что с зачёсанными наверх волосами она выглядела старше, и Дашка была солидарна:

– Вот, барышня – не гимназистка, а интересная дама.

Даже неизменно выпирающий нос, причина неизменных же Олиных страданий, так выглядел не бессмысленно-уродски, а делал её похожей на какую-нибудь греческую бабу из статуй.

Софа, конечно, не рискнула возражать матери, хотя её явно отрывали от чтения, но на себя нацепила первое попавшееся – штаны, в которых она у тульской тётки каталась на лошадях, вылинявшую водолазку, волосы перевязала обычной резинкой. Ольга поспешила выпихнуть её из дома под прикрытием Дашки до того, как мать увидит красоту и женственность облика младшей дочери и выбесится ещё на полтора часа.