– Прочти! – велел император Клементу, протягивая ему этот жалкий клочок.

Юлия удивилась и испугалась еще больше, когда тот принялся читать. Она мгновенно узнала письмо Корнелия. Знакомые строки звучали из чужих уст совершенно иначе, в них явственно слышалась неподдельная ненависть к нынешнему правителю Рима. Или это интонации Клемента так ужасно все исказили? Молодая женщина невольно охнула, не сумев на этот раз совладать с собой. Зачем кому-то понадобилось рыться в ее бумагах? Как письмо попало в руки Домициана? Почему больше, чем наполовину сожжено?

– Что это, мой государь? – решилась спросить она.

– Ты думала, никто не узнает о деяниях твоего брата, если ты предашь письмо огню? – почти спокойно осведомился император, – Ты ошиблась. У Корнелия нет ни капли осторожности. Он выставляет напоказ все, чем живет. Его не заботят традиции, не так ли? Он не желает признавать законную власть. Глупость это, нахальство или умышленная измена? Видимо он сам собирается однажды переписать законы империи?

Юлия задрожала. Все происходящее больше напоминало кошмарный сон. Что за измена? Кому и как, по мнению высокого собрания, служит ее Корнелий? Ах как же она была права, убеждая брата остеречься. Но разве слушал он когда-нибудь кого-то, кроме себя?

– Я заклинаю тебя, мой повелитель, не верить злым наветам, – проговорила она в сильном волнении, – Корнелий никогда не мыслил об измене! Это ужасная ошибка, считать его способным на что-то подобное!

– Зачем же ты пыталась сжечь письмо, если не затем, чтобы что-то скрыть?

– Я не жгла письма! Я не знаю кто сделал это!

Она видела, что цезарь ей не верит, но убедить его в правдивости своих слов не могла и от того волновалась сильнее. В этот миг молодая женщина вдруг вспомнила, как несколько месяцев назад стояла в курии, перед сенаторами, обвиняя своего нелюбимого мужа в страшном преступлении, как яростно защищался Юлий, пытаясь отстоять свою правду и не мог, побежденный хитростью собственной жены. Наверное, тогда он чувствовал то же бессилие и недоумение, какие чувствует она сейчас.

«Что же, Юлий, можешь считать себя отомщенным! Сегодня настал мой черед!».

Мысль промелькнула, заставив Юлию побледнеть. Домициан не выпустит ее отсюда. И на этот раз никто не вступиться за нее, опасаясь высочайшего гнева.

Неожиданно, к ней подошел Марк Кокцей Нерва.

– Государь и бог, – произнес он, хмурясь, – Получала ли несчастная вдова от брата письма или нет, на самом деле не имеет значения. Не имеет значения, если она по получении пыталась их сжечь, усмотрев в них нечто порочащее ее саму. Юлия ждет ребенка. Для каждой женщины должно быть важнее всего ее материнство. Не она писала письмо и не ее мы должны судить сейчас. Корнелий Виртурбий замышлял измену, а не она, и именно он должен быть наказан, но не его сестра, которая всего лишь попыталась как-то обезопасить себя от возможных последствий переписки с собственным братом.

– Нет! Он не преступник! – выдохнула Юлия, не понимая откуда все эти нападки на Корнелия, и приходя в ужас от того способа ее защиты, который избрал Нерва. Она ни за что не пожертвует братом!

– Ты узнала письмо? – осведомился Домициан, кивая Юлии на злосчастный клочок в руках Клемента.

– Да, это писал Корнелий, но…

– Ты признаешь, что письмо кто-то попытался сжечь?

– Да, письмо явно побывало в огне, только…

– Ты признаешь, что префект Рима не изменил ни слова при прочтении?

– Да, но смысл иной…

Домициан взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.

– Довольно! Уведите ее! Бросьте в темницу! Пусть там дожидается своего преступного брата.