Женщина склонилась над забинтованной ногой Алексея, внимательно ее осмотрела, выпрямилась и затем посмотрела на самого Алексея.

– Что, сестричка, скажете? – спросил Алексей по-русски. – Когда заживет моя ноженька? Когда я смогу доковылять на ней до виселицы?

Но и на это женщина ничего не ответила, да и что она могла ответить, если бы и хотела? Вряд ли она понимала по-русски. А может, и понимала, как знать? Может, эта милая женщина была не только врачом, но и по совместительству соглядатаем, и если так, то и русский язык она могла знать. Все могло быть, ведь Алексей не был простым пациентом, он был Дворянином, опасным преступником…

Несколько дней его никто, можно сказать, не беспокоил. Ему регулярно приносили завтраки, обеды и ужины, так же регулярно к нему заходила в палату все та же миловидная медсестра, изредка заглядывал все тот же ухмыляющийся тип, а может, это был другой тип, ну да какая разница? И все. Никто к Алексею больше не приходил, никто не пытался завязать с ним какие бы то ни было разговоры. И это его смутно беспокоило. Почему так? Почему его никто не допрашивает? Ведь должны! Ждут, когда он поправится? Но ведь допрашивать можно и тогда, когда тот, кого допрашивают, валяется на больничной койке! Так для полицейских даже удобнее, потому что валяющийся на больничной койке преступник беспомощен, он всецело находится в руках тех, кто его допрашивает, от него не надо ожидать чего-нибудь этакого, злобного и бандитского. Все это элементарная полицейская азбука, но по какой-то непонятной Алексею причине полицейские этой азбукой пренебрегают. Почему они пренебрегают? Что такого они готовят для Алексея? У него не было ответов на эти вопросы, и это обстоятельство не давало ему покоя.

Сгоряча он даже пытался затеять разговор с ухмыляющимся полицейским, который то и дело заглядывал в палату.

– Слышь, ты! – однажды обратился Алексей к полицейскому по-французски. – Когда ко мне придут? Скажи там, чтобы уже приходили! Скажи, что я готов к встрече! Ну что ты щеришься и молчишь? Не понимаешь? Может, тебе сказать по-немецки? Так ведь не знаю я немецкого языка! А русского не знаешь ты. Может, ты и вовсе не знаешь никакого языка – черт тебя разберет! Только и умеешь скалиться!

На этом разговор и закончился – полицейский не сказал в ответ ни слова: ни по-французски, ни по-немецки, ни по-русски. И от этого Алексей стал еще более угрюмым.

Пришли к Алексею лишь через неделю. Вернее сказать, пришел лишь один человек. Это был мужчина средних лет с невыразительным лицом и каким-то рыскающим взглядом. Невольно казалось, что его глаза обладают способностью смотреть одновременно в разные стороны.

«Вот и дождался, – подумал Алексей. – Явились-таки… Да притом какой неприятный тип явился! С таким-то и разговаривать неохота! Ну да выбора у меня нет. Давай, дядя, начинай свою песню. А я послушаю, что ты запоешь. Я готов ко всем твоим ариям…»

Однако же оказалось, что к этим самым ариям Алексей готов не был. Он и предположить не мог, какое коленце с самого начала выкинет этот субъект. Да и как такое можно было ожидать!

– Ну, здравствуй, Дворянин! – сказал субъект на чистом русском языке. – Как рана? Не беспокоит?

– Э-э… – поперхнулся Алексей и не сказал больше ничего. Ну а что тут скажешь – вот так, с налету, когда с тобой неожиданно начинают говорить на русском языке? Да притом называют тебя по прозвищу, которого и знать-то никто не должен!

– В этом госпитале лечат просто-таки превосходно! – Казалось, субъект не обратил никакого внимания на смятение Алексея. – Это один из лучших госпиталей! Мне самому когда-то довелось здесь лечиться. Ну да это, так сказать, дела давно минувших дней… Уверяю вас – еще несколько дней, и вы сможете танцевать на своей раненой ноге! Исполнять какой-нибудь дворянский менуэт. Хе-хе-хе…