– Мы постараемся обучить их, будем делать это постепенно и аккуратно, – предложил гость.

– Не обижайся на меня, глава, но животинка моя кроме повозки не знает ничего, и я не хочу, чтобы знала. Мне их жалко бывает, когда мы место меняем, а ты предлагаешь сделать из них рабов полей. Они не рабы полей, они короли дорог. Нет, я категорически против такого эксперимента над ними.

Теперь мужчина понял, что надежды на цыганскую помощь нет, и придется им и дальше обрабатывать землю женскими и детскими руками. Он поблагодарил барона за гостеприимство и покинул шатер, всем сердцем желая не занимать этот противный эму пост главы сельсовета и каждый день видеть, как жители деревни мучаются, отдавая последние силы в угоду продразвёрстке. Иногда и у него возникала мысль взяться за косы и вилы и восстать против нового порядка. Но смелости не хватало, потому что народ за ним, как за предводителем, не пошел бы. Оттого он, склонив голову, печальным вернулся в деревню.

Барон понимал, что расстроил главу, но по-другому не мог. Хоть и жаль ему было деревенский люд, но табун дороже. Без него кочевой образ жизни невозможен, а скоро как раз нужно будет двинуться в путь, на юг, где осень не такая холодная, как в этой татарской деревне. Хоть беседа получилась и не очень приятной, мужчина радовался тому, что глава не стал звать в деревню весь табор. И такое бывало прежде – приедешь куда-нибудь, а там глава сразу же зазывает их поселиться с ним и жить бок о бок. Чтобы прибавить месту мужской силы и коней. Только затея такая никак не подходит цыганам. Люди они не политические, за продовольственными требованиями властей не идут. Барон рассуждал так – пусть партия скажет спасибо за то, что цыгане участвовали в последней войне. Этот табор выступал за красных. Были и такие кочевники, которые переходили на сторону белых. Но цыгане никогда не оправляли на войну всех своих мужчин, считая это делом безрассудным. Поддержать – да, умирать – нет. Таким был лозунг многих из кочевников.

Чувствуя, что глава придет в табор снова, барон серьезно задумался о смене места, и рассказал о планах цыганам. Они, конечно, знали, что переезд был делом времени, но не предполагали, что он случится так скоро. Донка эту новость восприняла в штыки. Она совсем не хотела снова отправляться в путь, трястись в повозке, глотая дорожную пыль, и терять такого хорошего друга как Анвар. Девушка очень привязалась не только к нему, но и к Жамиле-апе. Разговаривать с бароном, родителями или братьями о том, что ей совсем не хотелось уезжать, было бесполезно. Решение барона не обсуждалось. Поэтому, вытирая слезы, она поспешила в Анвару. Ей очень хотелось поделиться с ним плохой новостью и получить хоть какое-нибудь утешение. Подходя к дому своего друга, она заметила его в компании Каримы, которая что-то увлеченно рассказывала парню, размахивая руками. Движения ее показались Донке вызывающими, потому что при каждом взмахе руки блузка соседки слегка распахивалась на груди. Цыганка сразу поняла, что Карима делает это специально. Но Анвар был невозмутим и, увидев Донку, сразу же направился к ней, даже не дослушав речь девушки.

– Что с тобой случилось? – спросил парень, заметив мокрые глаза своей подруги.

– Табор скоро уезжает, а я не хочу снова в путь, – чуть не рыдая, ответила Донка.

– Зайди в дом, лучше там поговорим, – предложил Анвар.

Проходя мимо Каримы, Донка поздоровалась с ней, в ответ соседка лишь кивнула и, проводя их взглядом, радовалась услышанному. Она надеялась, что с отъездом цыганки Анвар больше не будет отвлекаться на табор, а обратит все свое внимание на нее. Но рано девушка радовалась, Анвару не хотелось отпускать Донку. Только с ней он мог разговаривать открыто, не думая о том, что его слова станут поводом для сплетен, как это обычно происходило в деревне. С Донкой ему не нужно было притворяться. Общаясь с ней, он был свободен в выражении своих мыслей, был самим собой. Жамиля, услышав об отъезде табора, тоже расстроилась. Она обняла девушку и поняла, что не хочет ее отпускать. Чувства ее были сродни тем, когда мать провожает свою дочь, понимая, что больше никогда ее не увидит. Втроем они сидели печальные, осознавая, что расставание неизбежно, как вдруг в дом залетает Камиль и спрашивает: