Ниже мёртвых. Сибирские рассказы. Часть первая Екатерина Блынская

© Екатерина Блынская, 2023

ISBN 978-5-0059-7613-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-7614-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Холоднокровные.

В Осинники иногда не так просто попасть, как кажется. В субботу ходит один автобус, рано утром. И потом, в середине дня, второй. Это ПАЗики, я очень не люблю так ездить. Там вечно давка, а если свободно, то стоишь в салоне, как памятник и все утюжат тебя взглядами, неприлично любопытными и многоречивыми. В сентябре меня должны были принять в Союз Писателей Кузбасса, я нарядилась, пряча под сарафаном живот, который не особенно хотелось показывать. Но все равно на седьмом месяце не спрятаться, бесполезно стараться…

Я вызвала такси и вышла из квартиры. Приехал мужчина средних лет, кавказец. Я села впереди и пристегнулась.

Мы тихо поехали, ремень мешал мне, придавливал немного.

Кругом, вдоль дороги кружились тихо падающие листья. Блаженно было и тепло, а градус красоты просто зашкаливал. Особенно если взглянуть в сторону Мысковской ГРЭС за которой над прозрачным горизонтом виднелись белые вершины гор Кузнецкого Алатау.

Вдруг откуда – то буквально вынырнул совершенно пьяный всклокоченный гражданин. Он просто будто бы висел где- то над дорогой и ждал наше такси, чтобы спикировать вниз. Но то, что я увидела в ту минуту, была его уперевшаяся в лобовое стекло окровавленная морда, оставляющая после себя багровый след.

Водитель резко остановился и схватился за голову

– О, Господи! О, Господи! Ой, что такое, откуда он вышел, ой, Господи!

– Справа откуда – то, – ответила я, отстегивая ремень.

Я вышла из машины.

Совершенно пьяный гражданин лежал на обочине дороги, лицо его было разбито в хлам, впереди не хватало двух зубов. Одна рука его судорожно схватилась за измусоленную олимпийку, а другая безжизненно откинулась на асфальт.

Водитель прыгал, опрядая бороду, звонил в таксопарк и подвывал.

Я села на колени рядом с нашим незадачливым пострадавшим, пощупала пульс, побила его по щекам и, схватив за воротничок, сильно встряхнула. Он замычал.

– Скорую, живой. Но пьяный, как последняя сволочь… – сказала я, несколько раз нажав ему на грудную клетку.

– Скорую… да, сейчас, сейчас, но я не виноват, это не я… – заикался таксист.

– Я скажу, что это не вы, – сказала я и перевернула пьяного на бок, чтобы он не захлебнулся, в случае чего.

– Господи, как меня накажут… Меня так накажут… стекло – то…

Я поняла, что водитель в шоке и вызвала,,скорую,, с нашего посёлка.

Пьяный лежал без движения, но по его пузырящейся кровью ноздре можно было понять, что он дышит и не особенно собирается помирать.

Я похлопала его по щеке, привстав на колено. Мне мешал живот.

Он с матерками открыл заплывшие глаза.

– Вставай, дяденька, « скорая» едет.

– Что! – крикнул он и, привстав, схватился за голову. – Вы кто, вы чего? У меня сорок рублей только осталось! Только сорок! Вашу маму восемь раз!

– Ты зачем же, стерва, ходишь по дороге в таком состоянии? – спросила я, поднимаясь и отряхивая колготки от обочинной пыли, пока водитель трясущимися руками набирал и не мог набрать диспетчера.

Пьяный встал, постоял, расставив ноги, просящиеся в шпагат, отплевался и с хрипом пошел на холм, взбираясь по скользкому склону, засыпанному листвой, намереваясь убежать туда, где розовели трехэтажные дома Девятого квартала.

– Куда! Куда ты, друг! – крикнул ему вслед таксист.– Он убегает! Гляди, оклемался и побежал!

Вам же лучше. – сказала я, – меньше проблем, а он себе уже нагрёб. Вдруг, он в шоке, бежит и умрет где – то там, во дворах…

«Скорая» приехала и из неё вышла корпулентная дама с чемоданчиком и в синей форме.

– Где раненый? – спросила она без удивления.

– Убежал.

– Что там у него было- то?

– Высшая степень опьянения жизнью.– ответила я.

– Они это могут, малохольные… за гаражами вон у нас бухали вчера… Всю ночь какого – то там поминали, слышали? Который во время очистки штыба был затянут между отклоняющимися.

– Эка его!

– А вот ещё случай был… дней десять назад… так там учудил один… в забое полевого штрека оступился и упал на вращающийся бур колонкового сверла…

– Хватит. – сказала я вздохнув.– Я видите, в положении, всё- таки… и мне сегодня вступать в Союз Писателей Кузбасса…

Фельдшерица приоткрыла густо накрашенный рот и закивала, как сытая лошадь.

– Ааа… я поняла… так это вы… А вы напишите, напишите про это всё… Вот я была свидетель, как у нас тут один грозовец при разбучивании углеспускного отделения бремсберга был…

– Слышала… – поморщилась и перебила я фельдшерицу, вспоминая недавнюю историю, рассказанную мне мужем.

– А вам помощь не нужна? – спросила она, наконец, указывая мне на живот.

– Пока нет. Дайте мне спиртовую салфетку вытереть кровь.

Фельдшерица завозилась в чемоданчике, достала мне салфетку, я вытерла руки и кусок курточки.

– Знаете, бегают тут всякие дурачки, кому жизнь не мила, а мне, между прочим, через сорок минут стихи читать в библиотеке.

– А… так вы эта… нашего ГРОЗовца жена? Ну того, что в тулупе ходит, батюшка… – сказала фельдшерица и улыбнулась.

– Да, я. Матушка.

– Тогда я не удивляюсь. Вы там в вашей Москве все холоднокровные. Вам надо в ВГСЧа идти работать, мертвецов от породы отдирать.

– Это верно. Но что – то я не очень хочу. У меня же сейчас репродуктивные задачи, а не спасательные. Дайте мне ещё одну салфетку, пожалуйста.

Таксист ехал в Осинники очень нервно, но довёз меня на литературный вечер.

– Не тряситесь вы так, живой же…

– Да что там!!! Стекло, сука, мне расхерачил, чтоб его.

– Да… – подумала я, глядя в окошко, – и кто здесь,, холоднокровный,,?

В пятом часу вечера Сергей возвращался со смены домой, уже выпив пару бутылок пива, прихваченных на остановке между Мысками и Осинниками. Он вруливал в сыроватую, огромную квартиру с видом победителя, откидывал изжёванные кроссовки с прохода резким движением щиколотки, и шёл мыть руки и глаза. Не всегда получалось в мойке избавиться от угольной пыли. Да и дома не всегда. Хотелось есть. Хотелось спать. Чёрт с ней, с пылью.

Он шёл на кухню, отворял холодильник. Хороший холодильник. Он мог себе позволить купить большой, хороший холодильник на зарплату машиниста горновыемочных машин. Он ведь сейчас работал в лаве, а лава пёрла. Шла добыча. Шли деньги.

Поев ленивого борща, с оковалками капустных кочерыжек, заправившись ста граммами водки и закусив её недоетой забутовкой, что брал с собой на работу, Сергей шёл в спальню.

Там обычно сидела жена Танюша. Она приходила из поселкового магазина, где работала продавщицей и надорвавшись за день с ящиками хурмы и мандаринов сразу же падала за компьютер смотреть свою страницу в «Одноклассниках»

– Вее… опять эта Людка Дорохина свою рожу выставляет… Опять пятёрки ставь. Да кому «пятёрки»? Этой харе невпроворотной? Фу…

– Ну, не ставь… – вяло отвечал Сергей, развалившись в кресле и попивая чай.– Давай, комп освобождай. Меня ребята ждут.

– Чо, опять? Опять, да? Достали твои долбаные танки.

Танюша сидела ещё полчаса или час, работая в фоторедакторе. Украшала своё фото, снятое на мобильный телефон разными рамочками, цветочками, пчёлками и гусеничками.

– Ты чо там, заснула, лапа? Выходи, давай.

– Надо второй ноутбук покупать, чтоб ты наигрался.

– Да щас тебе. Тебя тогда не вытащишь.

– Тебя вытащишь!

Словесная перепалка кончалась тем, что Танюша, психанув, резко отодвигала стул и уходила, хлопнув себя по жирным ляжкам, мотнув куцым чёрным хвостишкой и зардевшись гневными щеками.

– Да когда тебя уже там чпокнут. – кидала она Сергею, надевавшему наушники, чтобы погрузиться в игру.

– Успеешь ещё… дай мне пива. Пива, говорю, дай, овца! И чего ты тут на клавиатуру печенек своих накрошила, слепошарая кобыла!

Танюша уходила на кухню, включала телевизор и набирала подругу.

Так подходила ночь. Сияли прощальным закатным светом вызолоченные верха берёз, гребешки предгорий светлели, выпирая чёрными пирамидками пихтовых наверший. Тайга засыпала древним, как сам космос её окружавший, сном. Беззвучно таясь и укрывая свой мир до нового утра, пока эхо разрезов и гул заводов не пробуждал её от хрупкого сна.

Сергей ложился поздно, Танюша чуть пораньше и ждала его в постели час или два, думая над жизнью. Думала куда потратить зарплату, которую обещали дать завтра. Думала, что им пора съездить в Китай. А они уже девять лет не могут оторваться. Думала, не зальёт ли высокая вода Кондомы дачу, низко лежащую у края воды, не стоит ли купить новый насос, чтобы откачать воду из погреба, где залежи картошки ждут весны. Потом засыпала. Сергей приходил, ложился тихо рядом, тёр красные глаза, долго кашлял и засыпал счастливый, что выиграл очередное сражение в « танчики»

Наутро Танюша собирала его на работу. Резала сало, чёрный хлеб, заворачивала в фольгу котлеты и наливала термос чефира с сахаром. Обычно, они прощались переругиваясь. Это была их семейная привычка.

За всё время не получалось завести ребёнка. То жили с матерью Сергея, старухой-язвой, потом снимали комнату. Потом взяли кредит. На ребёнка как-то не было времени. Не было сил, а что первопричинно: не было желания. Танюша ещё хотела поездить -покататься, так сказать, предъявить себя миру. На кой чёрт она этому миру такая нужна? Но Сергей не отговаривал. В выходные уходил в баню, уезжал на охоту с друзьями.