Их беседа за чаем с высохшим печеньем продлилась больше часа. Гостья была на редкость открытой и отвечала на все вопросы, посвящая скульптора в подробности личной жизни. И чем больше она говорила, тем сильнее мужчина влюблялся, видя перед собой совершенство. В какой-то момент он настолько растрогался её появлением, что не выдержал и, бережно взяв за руку, увлёк в мастерскую. Он не смог совладать с желанием похвастаться своей работой.

Там, среди холода и льда, в самом центре возвышалась его богиня, так сильно похожая на внезапную гостью. Укутавшись в тёплый плед, женщина с искренним восторгом разглядывала и ощупывала ледяное произведение искусства, а скульптор неотрывно следил за каждым её жестом. Ему хотелось рассказать о себе всё, поделиться самым сокровенным, но из боязни спугнуть её он умолчал о содержимом холодильника.

– Вы невероятно талантливый мастер! – восхищалась гостья. – Я убеждена, что такой творческий человек оценит и мой передвижной театр. Приглашаю вас на представление послезавтра.

Весь следующий день скульптор не находил себе места. Взбудораженный невероятным знакомством, он не мог ни спать, ни есть, только бездумно наворачивал круги вокруг статуи. Нетерпеливо ожидая встречи с прекрасной незнакомкой, он почистил свой залатанный костюм, вымылся и как следует вычесал бороду. Его отражение значительно изменилось со времён бодрствования седьмой жены: морщины на лице размножились и стали глубже, голова полностью побелела, а веки ещё сильнее нависли над глазами. Однако его волновало лишь свидание с идеалом.

Пока он готовился к встрече, интуиция подсказывала ему, что возможно счастливое продолжение, а фантазия, в свою очередь, уносила в радужные грёзы. Всё это действительно могло бы привести к безоблачному существованию, если бы не одно «но»: после окончания главной работы в жизни художника не осталось цели.

Театр незнакомки был схож с шатром цирковых артистов. Главным отличием в нём была полукруглая сцена, закрытая алым занавесом. Художник с любопытством наблюдал, как быстро заполнялись свободные места, а народ с оживлённым гомоном всё плотнее теснился вдоль проходов. Когда же занавес открылся и на сцене появились необычные актёры, скульптора охватило сильнейшее волнение.

Куклы в человеческий рост кружились в танце, пели, показывали пантомимы и разыгрывали короткие сценки. Выразительные гримасы застыли на их лицах, а движения выглядели отрывистыми и резкими. Кое-где через одежду проглядывал механизм, заставлявший их шевелиться, однако его наличие только усиливало общее впечатление у зрителей. Скульптора же покорила не столько игра механических артистов, сколько исключительность подобранных образов и органичное сочетание характеров. Зачарованным взглядом он смотрел на выступление, пытаясь удержать в памяти каждую мелочь. И чем больше он наблюдал, тем сильнее восторгался живому обличию кукол.

Когда спектакль был окончен, на сцену вышла хозяйка театра. Она с очаровательной улыбкой кланялась зрителям и принимала цветы, а скульптор уже не сдерживал эмоции. Он пробирался к ней через восхищённую толпу, чтобы признаться в раздирающей душу страсти…

Увидев его, женщина обрадовалась. Волевым движением она ухватила художника за руку и увела за кулисы – туда, где находился её маленький мир. Она знакомила скульптора с каждой куклой и рассказывала истории об их создании в тех городах, где была проездом. А мужчина, как заворожённый, смотрел на её искусственных актёров и поражался реалистичности, с которыми они были созданы.

Больше месяца они встречались и беседовали обо всём подряд. Для них не было запрещённых тем: они спорили, рассуждали и делились впечатлениями. Их прогулки становились всё длиннее, а расстояние между ними всё короче. Скульптор был околдован. Он совершенно позабыл о своём возрасте и, каждый раз заглядывая в прекрасное личико своей подруги, видел лишь идеальные черты богини. Он без устали клялся в любви и восхищался её красотой, а она не останавливала его порывы.