Простуженный и хриплый голос молнией пронизал его сознание, заполняя весь разум очередной историей. Прохожий неотрывно смотрел на окна дома, но видел перед собой фантазии женщины, когда-то грезившей стать художницей. Мерный стук её сердца тихо отзывался в его груди. В этом стуке он ощущал безграничную любовь к единственному сыну, ради счастья которого она пожертвовала всеми мечтами. Прохожий видел, как в её душе разливалось приятное тепло от воспоминаний о своих учениках, что гурьбой приходили поздравлять с днём рождения. Одновременно он принимал на себя боль её потрясения от предательства, когда вероломный сын выставил её на улицу. Старуха хрипло рассмеялась за спиной прохожего, но вместо искренней радости он ощутил силу тоски и одиночества.

Он стоял не шевелясь, но прокуренный голос другого бродяги заставил содрогнулся. Прохожий перевёл взгляд с окон дома на танцующие в лужах капли и увидел бурлящую ненависть солдата и защитника родины, от которого жена сбежала к лучшему другу. Болезненная обида пропитала его насквозь, заставляя свирепствовать от осознания коварства и насмешек тех, кому многие годы доверялось сокровенное.

Прохожий не вздрагивал от грохота бьющегося стекла в помойке и не тёр нос от едкой вони мусора. Он не испытывал ни жалости, ни злости, ни брезгливости, только насквозь чувствовал этих двоих и принимал знания как неизбежное. Лишь понимание того, что бродягам ещё предстояло испытать, радовало прохожего, так как они могли наслаждаться жизнью.

Дождь успокоился, вернув погоду в прежнее слезливое состояние. На улице снова появились редкие пешеходы, а хмурый день быстро угасал в сумерках. Друг за другом начали зажигаться фонари, а дома́ заморгали светом в окнах.

У помойки появилась молодая мамочка с мальчишкой лет пяти. Она швырнула в бак мусорный пакет, а мальчик остановился в нескольких шагах перед прохожим. Он с любопытством смотрел сквозь него, излучая сочувствие к бездомным. В широко распахнутых глазах прохожий видел любовь, беспечность и много неугомонных фантазий, которые уверяли мальчика в реальности своего существования.

Прохожий вынул руки из карманов и снова вышел в тоскливую морось. В привычной неторопливости он подошёл к остановке в момент, когда подъехавший автобус приглашающе распахнул двери.

В салоне все места были заняты. Пассажиры ехали и смотрели в тёмные окна на мелькающие огни города. А прохожий глядел на то, как их отражения искажались на мокром стекле и проявлялись в страдальческих гримасах. Кто-то шутил в тихом разговоре, кто-то ехал в задумчивости, а кто-то дремал, облокотившись на окно. Только для тени прохожего их расплывчатые силуэты кричали от боли, плакали от отчаянья, страдали от любви и злобы… Отражения смазывались, натыкаясь друг на друга в мокром зазеркалье, а потом снова проявлялись в резкости лиц своих хозяев.

Прохожему достаточно было одного мимолётного взгляда, чтобы увидеть истинную правду – ту подноготную, что каждый обычно старался скрыть. И он хотел бы не знать, но не мог. А потому за внешностью дорогой и развязной стриптизёрши он видел скромную студентку с воспалёнными глазами, в хохочущем добряке с наливными щеками – пожарного, который вынес из огня немало искалеченных людей.

Прохожий молчал и не вмешивался, так как не мог помочь. Он был всего лишь молчаливым свидетелем чужого выбора, чужого настроения жизни.

Он понял это не сразу. Очнувшись в больнице, в доме боли, он вдруг ощутил удушающий запах преисподней. Его тело жило и чувствовало, но сознание странным образом затуманилось. Открыв глаза, он увидел перед собой лечащего врача, который мягко улыбался и что-то говорил. Однако сзади него стояла тень горечи от недавней кончины сложного пациента. А рядом в палате лежал мужчина с перебинтованной головой, от которого тянулся шлейф одиночества и щемящей тоски от потери любимого пса.