Физических повседневных унижений во времена «оттепели шестидесятых» не было. Разговоры среди «стариков» ходили, что пора бы у этих молодых «принять присягу». И мы узнали, что «присяга», которая нас ожидала – это экзекуция, когда с тебя стягивают кальсоны и бьют половником по пятой точке. Половник – это поварёжка для разлива супа по чашкам. Его ещё называют «разводящим».

И вот однажды – это было зимой после стрельб из автоматов – пока офицеры подводили итоги, старослужащим пришло в голову подвергнуть нас, молодых солдат, этому обряду. «Старики» гонялись за нами по поляне, в руках у них вместо половников были ремни. Поймав «салагу», они, если удавалось, врезали ему бляхой пару раз по заднице через штаны. Так и прошло мероприятие под названием «присяга». Не каждому молодому тогда пришлось отведать «угощения стариков». Многие ловко изворачивались. Между прочим, все – и те, и другие – много смеялись. Это было похоже на озорство. «Старики» тогда хвастались, что они провели «присягу», а молодые говорили, что у «стариков» ничего не вышло. Так было у нас. Но не всегда и не везде бывает так.

Через год в полку прошёл слух, что за издевательство старослужащих над молодым солдатом будет проходить суд военного трибунала. И суд этот был: двоим «старикам» присудили по полгода «дисбата», а третьему соучастнику – год. Оказывается, ночью трое «стариков» зажали только что призванного солдата, и половником влепили несколько раз ниже поясницы. Парень этот оказался женатым и не стал терпеть унижения, доложил командиру полка. «Стариков» осудили. С того момента даже попыток произвести «присягу» у нас в полку не было. После дисбата один из осуждённых появился в части для дослуживания положенного времени. Сверстники его давно уже демобилизовались, а он вынужден был находиться в армии ещё столько, сколько пробыл в дисбате. Помнится, никто его ничего не заставлял делать. Он ходил по расположению сам по себе. Парень был задумчив и спокоен. Со всеми он был безразлично вежлив. Никакой агрессии от него не исходило. И его демобилизовали при первой возможности. Так было удобно всем – и командирам, и солдатам.

Как «старики» давлели над молодыми в повседневной жизни,

свидетельствует следующая сценка:

В штабе полка находятся старослужащие солдаты, присланные для уборки помещения.

Входит дежурный офицер (первый заход) и даёт команду:

– Навести порядок, всё убрать. Подмести. Протереть и так далее. Понятно говорю?

Посыльный: – Так точно, конечно, понятно, товарищ капитан. Всё будет сделано.

Второй заход дежурного: – Сделали? Ну-ну, вы давайте, торопитесь.

Посыльный: – Как? Ах, убрать? Конечно, сейчас-сейчас, вы не беспокойтесь, товарищ капитан.

Третий заход дежурного: – Сделали?

– Так точно.

– И туалет убрали?

– А как же, он всё убрал.

– Кто, он?

– Да солдат, молодой один.

– Кто его прислал?

– Никто. Мы сказали, дежурный, мол, тебе заодно приказал всё убрать, а потом можешь быть свободным. Он тут, товарищ капитан, двери красил. Заодно и всё остальное сделал.

Пронёсся слух, что ночью произошло нападение на охраняемый объект и ранен часовой. После стрельбы был поднят караульный наряд, но нарушителей на объекте уже не было. Скрылись бесследно. Раненый часовой, солдат второго года службы, сообщил, что выстрелы раздавались со стороны боксов. Такого ЧП раньше не было, и даже не предполагалось, что оно могло произойти, так как полк располагался не на границе и не в какой-нибудь горячей точке, а в самом центре страны. А на дворе было мирное время. Солдата немедленно отправили в госпиталь, а на место ЧП вызвали военного дознавателя для детального расследования инцидента. Очень скоро, после осмотра места действия, оружия и одежды часового, установили, что никакого нападения не было, а что это очевидный «самострел». Шинель часового с правой стороны на груди при соприкосновении с пулей обожжена. А ствол автомата указывал на то, что совсем недавно стреляли именно из него. Эксперт был опытный, помнящий ещё «самострелы» военных лет, а солдат, будучи женатым человеком, очень захотел домой и решил «комиссоваться», наивно полагая, что сделать это можно очень просто. Вскоре после лечения его осудил военный трибунал. И вместо встречи с женой через год, он загремел в места лишения свободы на три года, сменив «почётную» казарму на тюремные нары.