Вид у Митина был странный, как у человека, одержимого единой целью, ради которой он живёт и готов пойти на всё. Фигура была полусогнута, взгляд блестел и, кроме сосредоточения на чём-то главном, ничего не выражал. Лицо было бледное, худое, заострённое и в то же время волевое.
Английским он овладел прекрасно и был отлично подготовлен для сдачи экзаменов, в математике тоже разбирался неплохо. Когда дело дошло до литературы, он почему-то обратился ко мне. Но я мог только проверить несколько его сочинений, исправить кучу ошибок и рассказать об общих таких понятиях, как тема, сюжет, идея. Однако время поджимало, а в русском языке он так и оставался слабым, хотя я и не замечал его особого упора на этот предмет. Видимо, он на что-то надеялся, может, даже на то, что удастся списать. Теперь-то уж я знаю, что на это-то он как раз не был способен.
Этот неординарный солдат родился где-то под Пензой, окончил, по всей вероятности, сельскую школу, после чего у него зародилась мысль поступить в МГУ. Но тут призвали в армию. Однако цель осталась прежней, Это была слишком дерзкая мечта, если учесть, при каких обстоятельствах ему предстояло готовиться. Он стеснялся говорить об этом, но шёл к цели через всё. Этот фанатик до того въелся в учебники, что чуть не забыл отослать документы в университет. Сделал это только 25 июля. А восьмого августа пришёл ответ, в котором вызвали его на экзамен к 10 числу. Москва была рядом. Можно было и успеть. Комбат не возражал, а дошло дело до замполита полка – и планы рухнули.
– Кому можно было, мы предоставили возможность посещать подготовительные курсы, – сказал он. Этак любому захочется сдавать экзамены в Вуз, но наша задача состоит в том, чтобы ставить вопрос так: только лучшим – лучшее.
Однако справедливости ради стоит сказать, что Митина до Нового года считали отличником и даже занесли на доску почёта.
Потом он и сам очень старался не попадаться на заметку по пустякам. У него если и были замечания, так только из-за книг, за которые он хватался каждую свободную минуту. Но почему-то его не допустили на подготовительные курсы.
С приближением сдачи экзаменов за занятиями с «книгой» он попадался всё чаще и чаще. Он опасался делать нарушения, чтобы не досадить ротному капитану Котлову. Но досадил. Видимо, того поразила эта неудержимая вера в идею. А может, он просто позавидовал чужой настойчивости. К тому же в последнее время ротному из-за Митина чаще доставалось от вышестоящих, и он решил испытать твёрдость молодого духа, а может, решил извлечь максимальную пользу от одолжения, которое мог сделать. Кто знает?
Я помню, Митин одному из нас дал денег и попросил сбегать за ворота (метров 50 от КПП) и купить бутылку кефира. Мы удивились:
– А ты чего не бежишь?
– Мне нельзя, ребятки, сами знаете, – смущённо проговорил он. Он боялся погореть у самого финиша.
А теперь всё рушилось. В Москву ехать запретили. С трудом он добился разрешения сдавать экзамены в ближайшем городе. Настало время испытаний. Первый экзамен прошёл благополучно. Митин ликовал. Он сдал на «хорошо». Все были рады за него, кроме капитана Котлова. В этот же день тот поставил его в наряд. Перед концом смены минут за 15 Митин заснул. Его засекли – ЧП. Ротный конкретно пригрозил. Подошло время сдачи второго экзамена, и он поставил его в наряд. Но, к счастью, сам утром уехал из части, и Митин отпросился у молодого офицера. Этот экзамен он выдержал уже на «удовлетворительно».
Подходило «сочинение». Времени на подготовку не было. Никто не входил в его положение, а сам он считал главной проблемой – вырваться из части хотя бы в день сдачи экзамена. Как на зло, накануне экзамена капитан Котлов послал его в командировку – отогнать танк за 40 километров от части полка. Предполагалось, что обратно он вернётся на автомашине. Митин отогнал танк, но машину приказано было загружать, а потом и вовсе решено было не отправлять. Тогда Митин решил добраться в часть по-своему: он пустился в путь своим ходом – бегом, не переводя дыхания. Прибежал-таки в часть в два часа ночи и тотчас же сел за книги. В голове был мрак, усталость и досада…