Вот ещё: покупка хлеба – 1200 рублей, итого на одну семью тридцать рублей, примерно. Я, что ли, покупать должен? О, как я тут выживу?! Расстроенный, сажусь на мамину кровать и смотрю в окно, сдвинув пыльную штору. А там кино поинтереснее: моя “картофелесажалка” марки Ефросинья закончила движение задом ко мне и, почти уперевшись попой в стекло, развернулась лицом. Меня не замечает, так как в окошко не смотрит, а мне её тугая титька, почти выскользнувшая из платья, хорошо видна! Зашевелился червячок сомнения: а по назначению ли я использую Фросю? И так, надо сказать, прилично зашевелился. Ничего, никуда девка от меня не денется. Пойду в отцову комнату, там посмотрю.

У отца захламлено, примерно так же, как у моего родного бати в его сарайке. Жуть. Тут и ковер, сразу видно, негодный – дырка на дырке, и что-то вроде удочек, и сеть, запутанная, рыбацкая. Батя рыбак был? Ого! А эти монструозные доспехи похожи на панцирь! Откуда они? Из цельного листа железа, мне велики. А это что? Лампа Аладдина? Нет просто кувшин красивый, восточный. Трофей, возможно. Сабля! Барабан! Сука, а щенка нет, продал я его! Сабля богатая, с каменьями какими-то красноватыми. Надо у Тимохи спросить. Может, он разбирается в камнях?

– Барин, снедать будете? – заглянула чумазая молодуха из моей дворни.

Интересно, а я её того… или нет? Некрасивая она на мордашку.

– Буду, накрывай! – неожиданно я понял, что кашкой с утра не наелся.

На обед были: суп гороховый, каша пшенная, кролик тушёный (или заяц это?) Неизменные пироги с разной начинкой, соленья. Хотя, откуда грузди – непонятно! Прошлогодние, не иначе.

Матрена морды своей виноватой не кажет. Да и виновной себя не считает, уверен.

Бормочу про себя молитву. Уже привык по поводу и без повода крест на себя накладывать да “Отче наш” читать.

– Готово, барин! Яблоко это чертово закопала, как вы и велели! – слышу звонкий голосок Фроси.

– Руки мой и садить со мной обедать! Еще тебе задание дам, – командую я.

Матрены, слава богу, нет, возразить некому.

– Благодарствую, – и не думает отказываться девушка.

– Что, пойдешь ко мне в дворню? – предлагаю я ей.

– Пойду, коли прикажешь, а что делать-то надоть? – простодушно спрашивает милаха.

– Постель греть да в бане спинку тереть, – шучу я.

Ложка супа застывает на лету, а в голубых глазах появляются слезы.

– Что ж так, я тебе не нравлюсь? – неожиданно злюсь я.

– Да меня потом замуж никто не возьмёт! – сквозь прорывающееся рыдание говорит Фрося.

– Ну и хорошо! А зачем тебе замуж? Что бы муж бил и заставлял работать? – пытаюсь разобраться в местной жизни я.

– Может, и не будет бить, – неуверенно произносит Фрося, задумавшись. – Вон Аглая, например, сама мужа бьёт!

– Пьяного? Да ведь Аглая толще и выше своего муженька? – наугад предполагаю я.

– Правда твоя! Она и моего батю била, когда наша коза к ней в огород забралась, – признаётся девушка. – А детишки? Детишек же надо, иначе не по-людски!

– Что, я тебе детишек не заделаю? – шучу я.

Пейзанка стремительно краснеет.

– Ох, да что же ты такое говоришь, ирод! Мало я тебя розгами в детстве била! Мало!

В разговор вступила Матрена. Подслушивала, не иначе! М-да. И как мне, бедному, половой вопрос решать в таких условиях? Разве что кастинг устроить? Так мне ведь Фрося уже приглянулась. Я ей и денег дать могу, и вольную даже. Черт, а если детишки появятся? Презервативов же нет ещё! Впрочем, есть и другие способы… Но что-то мне подсказывает, что не так просто будет уговорить девицу на них.

– Шучу я, Фрося! Не буду я тебя портить! Мужу целой достанешься! – обещаю я. – Есть для тебя другая работа!