– Весь волосатый, стоит на полусогнутых коленях, руки ниже таза.

– Харя продолговатая или сплюснутая?

– Откуда ж я знаю. Говорят, красная вся, харя то.

– Пиши туда же, «уакари». Дед, распишись в строке «заказчик истории», – Нимп протянул контракт с пером. – Живее, я устал тут находиться. А я тут еще на пару суток. Еще несколько лишних минут, и я силой заставлю тебя расписаться, оторву кадык, засуну тебе в жопу, и повешу на воротах входа в деревню. Ебалом в твою родную долину. Что бы все видели, какой ты распрекрасный, что тобой парадную украсили.

Глаза деда не изменились с момента начала их разговора. Абсолютно спокойно он взял бумажку, накалякал что-то, и протянул его обратно, с фразой «Кадык и жизнь важней писулек».

– Темнеет. – Нимп выругался на нескольких языках подряд. Комбинируя самые мерзопакостные слова из каждого.

– Господин, где вы намерены искать носорога и уакари? Откуда у них вообще какие-либо мотивы воровать детей? Не припомню у них таких предпочтений. Ни у одного из видов. – старик волок повозку с отличительной, от раннего, силой и бодростью.

Герой встал, сильно погрузившись в мысли.

– Воровали. Было. Тебя ещё не было, а я уже видел, как уакари воровали чад родительских. Ночевать надо. Леван, дом мне подавай, с харчевней мясной, вот на той поляне, подле деревни, чтобы там была моя хата. Подготовь Монвери, ранние, поздние, средних давностей, последний снизу положи. У меня сегодня ночь чтения и вразумения.

– А что вразумлять-то, господин? Вы меня, конечно, извините, но раз там зверьё замешано, значит завтра берите скакуна и пробегитесь вдоль этажа, всё зверьё в пещерах обитает. Проверьте всё, да зачистите.

– Ты, сука, охамел что-ли? Делай как говорено, и ни слова далее.

Леван молча поплёлся в поле, грузно таща за собой всю провизию в повозке. Дойдя до указанного места, медленно, смертельно долго и уставше, он около трёх часов копошился в повозке с сундуками, свитками на гальском, утвельском, тутвиелле. Сидев в поле, читая словари каждого из языков, он уже чуть ли не нахуй послал своего достопочтенного «героя», который в это время просто лежал на спине в полукилометре от поля, периодически крича своему подопечному, с вопросом о скором становлении жилища, в котором тот хотел потчевать без единого присутствия приготовлении к сему действу.

– Господин, извините меня, вы заебали. Я гальский за шестьдесят лет запомнить полностью не смог, тут второй диалект, может поможете? Хватит просиживать сраку, так сказать. – Леван уже порядком уставше, выразил своё недовольство.

– Слышь, молокосос, – наш «герой» призадумался, – ладно, сука, помогу. Давай свиток, кусок идиота, я уточнил, чтобы напомнить тебе, что даже идиот из тебя выходит не полный.

– Я, наверное, обойдусь без изречений к данной фразе. – Леван, сворачивая свиток, отошёл от повозки.

Подходя к провизии, где всё было сложено его помощником за долгие десятки лет, Нимп нагло сбросил половину всего запаса и правильного порядка вещей. Подопечный хотел было возмутиться, но увидев, что Нимп одним гальским словом «Увиюльтрэ», возвращает всё обратно, успокоился. Он не много знал гальских слов, но это слово понимал. Гальский язык мог одним звуком означить целое слово. Но если это цельнословестное гальское, то не хватит предложения, чтобы понять, что это значит. Он успокоился, и дал доделать «герою» дела, некои он хотел доделать.

Леван, обычно, спит очень крепко, так как таскать двутонный груз для смертного в таком возрасте, это сверх обычной нагрузки.

Ночь.

Нимп очитал всю свою хронику, записанную собственной кистью. Судя по Монвери, это был не Уакари, а Хейки. Существа разумные, зверьём их было сложно назвать. Они как люди, строят хаты, у них есть главы деревень. Он задумался.