Я очнулась от своих мыслей и поняла, что вокруг нет людей. Никто больше не пробегает торопливой походкой, никто не смеется, не соревнуется наперегонки. Я глянула на часы – одиннадцать сорок! Е-мае! Я опять потеряла счет времени, и оно бессовестно улизнуло от меня. Меня, конечно, никто не ждет за праздничным столом, но традиция есть традиция, и я помчалась домой, чтобы успеть накрыть на стол то немногое, что приготовила для праздничной ночи. До дома было совсем недалеко, но даже те пять минут, что нужно, чтобы оказаться дома, сейчас были одной четвертью всего оставшегося времени. А еще раздеться, накрыть на стол, благо все уже приготовлено, и откупорить бутылку газировки. Не люблю шампанское, так что не вижу смысла открывать пол-литровую бутылку ради одного символичного бокала.

Я бежала легкой поступью беременного бегемота, периодически входя в дрифт на скользких поворотах, пытаясь цепляться за все, что можно и нельзя. Бумагу я бережно прижимала к сердцу, как самый ценный трофей за всю мою жизнь. Но гравитация штука неоспоримая, и, выйдя на финишную прямую, я все же расстелилась на накатанном островке льда. Странно, но спешка и падение сбросили с меня мое уныние, и я захохотала. Негромко, но от души. Грациозно расставляя ноги в удивительной по красоте и изящности позе, я поднималась, смеясь чуть ли не до слез. Наконец совладав со своим телом, я добралась до дома. Уже в лифте я осмотрела себя и поняла, что вся в снегу. Я хихикнула и принялась счищать его с себя. Лифт остановился, я вышла на лестничную площадку, отряхиваясь, как собака, вышедшая из воды, достала ключи из кармана, подняла голову и вскрикнула, выронив туалетную бумагу – на коврике, оперевшись спиной о мою входную дверь, прямо на заднице, одетой в шикарные, дорогие брюки, сидел Влад. Длинные, стройные ноги согнуты, локти опираются о колени, и подпирают голову. На нем красивая черная рубашка, три верхние пуговицы расстегнуты, без галстука, пиджак, слишком тонкий, чтобы ходить в нем в минус двадцать восемь и очень красивые туфли. Он поднял на меня свои сапфировые глаза и тихо сказал:

– Привет.

– Угу, – промычала я.

Он опустил глаза, и мы замолчали. Я была в полном ступоре, и почему-то на первый план вылезла мысль, что такими темпами я пропущу бой курантов. Надо о чем-то говорить подумала я, и выдала:

– Не холодно? Задницей прямо на полу сидишь.

– Тут коврик, – пробурчал он.

– А… Ну тогда сиди, конечно.

Снова повисло молчание. Не тягостное, когда нечего друг другу сказать, а наэлектризованное, когда столько всего сказать нужно, что просто не знаешь с чего начать. Я переминалась с ноги на ногу, как скаковая лошадь, а он просто рассматривал свои руки. Прекрасные, мужественные… Лера! Не смей! Не позволяй себе даже думать об этом! Я помотала головой и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Ты что, прямо вот так сюда приехал, в пиджаке? На улице минус тридцать.

– Я на машине, – он поднял на меня глаза. – Ты что, не видела на парковке синий «Бугатти»? Или у Вас «Бугатти» во дворе – это норма?

– Да хоть на карете, – психанула я. По правде говоря, я ничего не видела, потому что опаздывала домой к двенадцати. – Тебе что нужно?

Он неопределенно пожал плечами и снова уставился на свои руки.

– Слушай, отодвинься от моей двери и можешь и дальше глубокомысленно отсиживать свой зад.

Я подошла к двери. Он поднялся – вырос надо мной, глядя на меня сверху вниз. Каждый раз, когда он был настолько близко и смотрел на меня вот так, мне казалось, что я становлюсь еще меньше, чем я есть. Он сделал шаг в сторону, пропуская меня, и когда я подошла к двери, оказался за моей спиной. Только со второго раза мне удалось вставить ключ в замок. Дверь открылась, и я шагнула в квартиру. Я повернулась к нему, чтобы эффектно попрощаться, но он нагло перешагнул порог моего дома и, аккуратно подвинув меня, закрыл за собой дверь. Он неспешно снял с себя пиджак и повесил его в прихожей. От такой наглости у меня начисто отнялся язык. Я молча смотрела, как он так же неторопливо снимает один туфель, затем второй и аккуратно ставит их на полку для обуви, а затем неспешно проходит мимо меня в мою же комнату. Не знаю, какое у меня было лицо, но подозреваю, что меня всю перекосило от возмущения. Но Влад даже не взглянул на меня. Я наскоро отделалась от одежды, побросав все абы как, и с праведным гневом полетела к себе. Открыв дверь, я увидела, как он во весь свой рост растянулся на моей кровати, зарываясь лицом в подушку.