Вопреки расхожему мнению и многочисленным легендам о буйных кабацких кутежах наемников, не вяжущие лыка бойцы серых отрядов встречаются на чаще, чем високосный год. Дело не в нашем высокоморальном облике, а в чистом расчете. Для человека, чья жизнь и благополучие напрямую зависят от способности быстро подняться и крепко держать оружие, смышлености и ловкости, бессознательное состояние недопустимо. Пока лежишь на солнце пьяный, легко прощелкать выгодный контракт и будешь потом сосать лапу в безмонетный сезон, или браться за совсем уж гнилые дела. А когда работаешь в команде, и необходимость куда-то бежать, соображая на ходу, может возникнуть в любую минуту, мало кто будет рад валяющемуся сосиской соратнику. Правила наемников возникли не по чьей-либо прихоти. Тот, кто ими пренебрегает, в серых отрядах надолго не задерживается. Да и в жизни тоже.

Но я-то вчера… И главное, по какому поводу сорвался. В дом родной вернулся, память о прошлом одолела. Думать меньше надо! Обо всяких давно минувших переживаниях. Как же, право, стыдно.

– Больно? – деловито спросила Мокрида. – Где?

– Исключительно в области совести.

– Значит, еще не отмерла. Рука, кстати, как? Дай посмотрю.

Ничего приятного в том, что тебе гнут, крутят и растягивают некогда сломанные пальцы нет, но после такой процедуры у Мокриды моя несчастная лапа начинает действовать гораздо лучше. А удовольствие подобное мне перепадает не так чтобы сильно часто. В общем, стоит потерпеть.

– А Трэка почему не видно? – спрашиваю я. И отвлекусь разговором, и информацию получу, потом время терять не придется. Делать несколько дел сразу – непременное умение наемников.

– Он в церковь пошел.

– В какую церковь?

– В обычную, – фыркнула Мокрида. – В храм божий. Ты бородача дольше меня знаешь, не в курсе, что он верующий?

В курсе, чуть ли не с первого дня знакомства в курсе. Только скаегет как тогда обозначил свои религиозные взгляды, так на эту тему больше и не говорил. За недостойное поведение ругает так, что хоть в лес беги, а вот безверием нашим ни разу не возмутился, о грехах не рассуждает, карами божьими не грозит, даже в церковь ходит так, будто это никого кроме него не касается. Но ведь это действительно так.

– Ну вот, так-то лучше будет, – Мокрида напоследок погладила мою руку большими пальцами. – Давно бы уже сходил к хорошему костоправу и не мучился.

– Ключевое слово – к хорошему. Где такого сейчас найдешь?

– Ты еще посетуй на дороговизну на рынке и скажи, что раньше такого не было. Ворчишь, как старый дед. По-моему, ты просто боишься врачей.

После того живодера, что правил мне пальцы в детстве, не только бояться будешь…

– Просто не люблю чувствовать себя больным.

– Сольв, это твое дело, но если однажды рука подведет тебя в бою…

– Похороните меня на высоком холме. Под правую руку положите верный меч, под левую – гитару, а на грудь стопку неизданных рукописей.

– В таком случае, – серьезно сказала Мокрида, – мой гроб будет по края засыпан театральными программками и всяческой цветной стеклянной чепухой.

– Что ж, по крайней мере, у нас будут веселые похороны.


В Туманном Озере нас встречал сам Ахиней, дядин денщик. Имя подлинное, закрепленное во всех документах. Родители хотели назвать отпрыска позатейливее, вот и отыскали в книге красивое слово. Жил бы мужик в своей родной глухой деревушке, и горя бы не знал, был бы уважаемым человеком. Но природная бойкость нрава и любознательность завели его на флот, а потом и на адмиральский флагман. И стал там Ахиней главной достопримечательностью. Был он, как уже сказано выше, любознателен, смышлен, исполнителен, с охотой брался за всякое хорошее дело, потому-то его часто поощряли и ставили в пример. А как громко и с пафосом произнесут имя отличившегося, тут же в строю раздаются неуставные смешки – молодые офицеры, а то и матросы, кто шибко грамотный, удержаться не могут. И такое нарушение дисциплины не где-нибудь, а под адмиральским вымпелом!