Сибирь уже не пугала, он свыкся с ее видом, с ширью и бесконечностью. Паровоз проносился по мостам через реки, пролетал над речушками и ручьями. Воды в Сибири было достаточно, а виды были прекрасные.

Под стук колес хорошо спалось, было не слышно храпа из соседнего купе.

С какой-то станции за Уралом Николай отбил матери телеграмму. Сообщил коротко: «Отправлен служебной надобности Сибирь Обнимаю твой сын». И тут же отправил шифровку по службе: «Иду по заданному маршруту, время по плану».

Публики в вагоне первого класса поубавилось, к Ново-Николаевску Добряков подъезжал в полупустом вагоне. Отсюда ему предстояло добраться до Барнаула. Об этом городе ему было известно немного. Он знал, что это центр бывшего Алтайского горного округа, территория под управлением кабинета ЕИВ и там ему надо встретиться с начальником отдела землеуправления, получить полагающиеся проездные документы и деньги, а также взять солдата для дальнейшего сопровождения в глухие места Алтая. А еще в Барнауле Петр Петрович встречался с великим Федором Михайловичем, впрочем, Добряков книг Достоевского не читал. Что такое Алтай Николай Александрович уяснил из книги Семенова, и понял, что это высокие горы. Он видел горы, когда путешествовал с мамой на воды и с отцом на Кавказ. Честно говоря, ему не очень нравилось карабкаться вверх, и он надеялся, что ему не придется этого делать.

От Ново-Николаевска до Барнаула двести верст. Извозчики на вокзале предупредили, что дорога в аховом состоянии.

– Ах, барин, ох, убита дорога всмерть, не поеду, хоть режь, рессоры жалко. Шли бы пароходом, коле не к спеху.

Пароход казался хорошей идеей. В окошке «касса» сидел крупный дядька в белой фуражке с якорями.

– До Барнаула? Извольте, господин. Первый класс, пожалуйста.

Николай Александрович погрузился на «Ласточку», большое и неновое судно пароходства госпожи Мельниковой, купленное на Волге после какой-то жестокой и романтической истории, и отправился вверх по течению Оби в легендарный Барнаул.

Смотреть по пути было нечего, встречались меленькие пристани со старыми смолевыми лодками и облезлыми баржами, кривые деревушки на высоком берегу, кусты, протоки, песчаные косы.

На пароходе был буфет, где подавали чай и пироги с рыбой, рыбу жаренную, копченую, вяленную и уху стерляжью. Гулять на палубу он не выходил, не любил сквозняков и комаров. Несмотря на свежий ветер с реки, комары налетали тучами. Все время Николай Александрович просидел в каюте. Единственный городок по пути – Камень – он проспал и к вечеру второго дня был на причале в Барнауле.

Город на жаре смертельно вонял серой. Шлак старых выплавок с сереброплавильного завода, рассыпанный по улицам, нагревался на солнце и парил ядами. Но в центре города было хорошо. Жители любили свой город и не ухаживали за ним, дома красили редко, оградки палисадников покосились, пыль на мостовой стояла столбом, а навоз раскатали телегами до самой окраины. Было в этом так много преданности и нежности.

Николай Александрович с первого взгляда полюбил Барнаул. Он попросил извозчика везти его в гостиницу по самым красивым улицам. Объехав пару кварталов, они выехали на площадь. Извозчик оглянулся и сказал.

– А это уголок Петербургу. Правда?

Добряков мотнул головой, а сам подумал: «В каком это месте такой Петербург, может, на Пряжке где-нибудь?» В такие дебри казарм и дешевых проституточных его не заносило. Они покатались еще и, наконец, приехали.

– Вот барин, лучшие номера. «Ялта» – первостатейный хотель! Комариков, правда, будет многовато, от реки близко.