– Не скажите, но понимаю, секретная служба на благо Государя и России, такое не разглашают и не выказывают по пустякам. Будет желание, милости прошу, на ужин, моя супруга великолепно запекает бараний бок.

– Звучит аппетитно, но, пожалуй, я сегодня после всех дел буду отдыхать. Сил набираться.

– Честь имею, не смею задерживать, если что, с любым городовым сразу сообщайте все мне, я тут же отреагирую. Служба у меня такая, за порядком следить. Родину защищать.

– Пренепременно, если что случится, сразу к вам пошлю. Всего доброго.

От таких вежливых разговоров Николай быстро утомился и решил, что надо быть точнее в беседах с местными господами при службе.

Он проехал по городу в коляске полицмейстера до канцелярии бывшего Алтайского горного округа, где теперь заседали чиновники, приписанные к кабинету Его Императорского Величества. На здании отсутствовала какая-либо табличка, из чего Добряков сделал выводы, что это или разгильдяйство, или так надо для конспирации. Он начинал проникаться в таинственность своей миссии, ему нравилось быть тайным порученцем и чувствовать себя очень важной персоной.

Постучав в дверь, Николай не ожидал, что она отворится моментально. Он даже испугался и отпрянул.

– Проходите, Ваше Высокоблагородие, – высунулся из темного дверного проема учтивый лысоватый клерк, – ожидаем-с.

Добряков вошел, глаза не сразу привыкли к полумраку коридора, ступеньки вели в подвал и он, осторожно ступая, пошел за клерком. Его лысина блестела и была маяком в этом сумраке. Открыв боковую дверь, клерк пропустил господина чиновника и тихо, без скрипа прикрыл ее.

В кабинете было двое. Мужчина в синем мундире и молодой человек в солдатской форме. Мужчина выпрямился, выставил грудь и басом произнес:

– Добро пожаловать, Ваше Высокоблагородие. Все готово.

Добряков, помня о том, что надо меньше говорить, чтобы не рассюсюкивать и не выслушивать провинциальные комплименты, промолчал, но склонил голову, давая понять, что благодарен и внимательно слушает. Чиновник продолжил.

– Документы готовы, упакованы в папку для транспортировки. Прошу обратить внимание, ефрейтор Томского пехотного полка Сидор Сидоров. Приписанный к вам на время пребывания вас в расположении нашего участка.

Николай посмотрел на солдата, сделал серьезный взгляд и произнес:

– Что еще я должен знать?

– Все, – растерялся синий мундир. – Э, документы можно забрать сейчас.

– Хорошо бы забрать в день отъезда. Ефрейтор зайдет по моему поручению.

– Как прикажите, можно и так.

Было заметно, что мужчина играет не свойственную ему роль военного при сугубо штатских манерах. Выглядело это комично.

– Если на этом все, то, – повернувшись к ефрейтору, который стоял все это время во фронте, строго произнес, – прошу завтра быть у гостиницы «Ялта» к девяти утра. Все свободны, до свидания.

Развернувшись к выходу, Николай сделал шаг, в это время дверь открылась, и плешивый клерк жестом пригласил его пройти. На воздухе было хорошо. Лето.

– Не прогуляться ли мне? – спросил себя Николай Александрович и ответил, – Пройдусь.

Настроение у него было приподнятое, все шло как по писаному. Чиновники и полицмейстер явно принимали его за ревизора, что льстило молодому порученцу из департамента землеустроительства.

Но молодая кровь требовала развлечений. Как только он подумал об этом, на глаза ему попалась афиша: «Вечер драматической поэзии, песни в исполнении ЕЕ и ее подруг. Народный дом, первый этаж в помещении буфета».

– Вот вам и шарман, дамы и господа. Во сколько же начало?

Подойдя к парадному крыльцу театра, Николай потянул дверь, но она не поддалась. Тогда он стукнул три раза и увидел в стекло, как из темного угла фойе поднялся высокий и худой швейцар в старомодной ливрее из сошедших с репертуара оперетт. Вахтер долго шоркал ногами и, подойдя к двери, спросил: