– Слушай, я не знаю, – продолжала я еще слабо отбиваться. – Я современных детей вообще не понимаю. Я ж говорила, что когда-то воспитательницей работала, но тогда дети были послушные, и не было гаджетов, и ювеналок, и всякой другой дряни. А еще я параноик и потенциальная тревожная мать. Я его задушу заботой.

– Да погоди ты, – грустно сказал Сашка. – Шансов-то почти нет. Ну просто давай попробуем.

Я шумно выдохнула.

– Ну ладно. Проведем этот безумный эксперимент, – угрюмо сказала я и потянулась к литровой бутылке мартини, до сих пор стоявшей на столе. Сашка опередил мой жест и, сцапав бутылку, переставил ее подальше от меня. Я думала, он сам хочет налить, но он даже не собирался ее открывать.

– Эй? Ну в чем дело?

– Голову включи! – хихикнул он. – Пока мы не узнаем наверняка, тебе нельзя алкоголь.

Он поднялся и отнес бутылку в бар. Я, разинув рот, проводила ее расстроенным взглядом, и вдруг передо мной наконец раскрылась вся серьезность происходящего. И серьезность Сашкиных намерений. Он даже пить мне не разрешил. Черт, но как без этого? Я только так расслабиться могу!

– А… э… – Я скорчила недовольную гримасу и удрученно развела руками, когда он вернулся на кухню.

– Ну, прости, – усмехнулся Сашка. – Попрощайся с этим удовольствием на… сколько там, пару недель? Или на девять месяцев. Как пойдет.

* * *

Оставшийся таблеточный срок, пока можно было все это остановить, я прожила как в тумане. Я уже вернулась домой и не находила себе места. Когда я уезжала, Сашка явно тревожился. Может, не доверял. Думал, что все-таки не решусь и откажусь от его предложения. А я и сама не знаю, почему пошла на эту глупую авантюру. Даже поплакала. Но все же у меня было почти два месяца в запасе, чтобы все остановить. Пусть и более кардинальными методами, болезненными и травмирующими. Главное, что выход был. Как и тогда, много лет назад.

За эти пару дней мы с Сашкой списывались и созванивались чаще обычного, но он терпел и не задавал вопрос, который его волновал. И только когда по его подсчетам прошло уже чуть более семидесяти двух часов, он снова позвонил и сразу в лоб спросил:

– Ну что?

– Что – что?

– Не выпила?

Я почувствовала напряжение в голосе и не стала его томить. В конце концов, почему-то ему действительно этого хотелось. А что, если это наш совместный шаг в новую жизнь? Пропади все пропадом. Ничего меня не сломает. Потому что иногда там, где склеено, вообще невозможно разломить. Все от клея зависит. А уж в его составе я уверена. Сама делала.

– Нет, не выпила, – немного сварливо ответила я и услышала вздох облегчения на том конце провода.

– Спасибо, – сказал Сашка. – Буду держать кулачки.

Офигеть. То убеждал меня, что шансов нет. А теперь кулачки? А может, он просто тоже видит во мне своего человека? Я ж говорила, что чем позже люди сходятся, чем более зрелыми встречают друг друга, тем крепче может быть их союз. Потому что они уже точно знают, чего хотят. И способны принять взвешенные, мудрые решения. Просто это было бы слишком хорошо. Разве может такое быть со мной?

Положив трубку, я отправилась в туалет и выдавила в унитаз по очереди обе таблетки, чтобы не было соблазна выпить их после указанного срока. Да, конечно, я все равно купила их по дороге. Но принимать так и не стала.

Когда это случилось, у нас с Бобой уже было все не хорошо. Но перелом в отношениях произошел так быстро после моего переезда в Штаты, что я просто не была готова. Прошло едва ли больше месяца, когда он резко переменился и в обращении со мной, и в поведении. Стал грубым и резким. Мы уже успели поссориться так, что он сказал – собирай вещи и лети назад. Причем все произошло на ровном месте, из-за какой-то настолько незначительной мелочи, что, кажется, он просто искал, к чему придраться. Однако целью этой придирки было не выдворение меня из квартиры, не отсылка в Москву. А начало манипулирования. Прощупывание почвы, проверка на прочность. Откуда лучше начать расшатывать, где первым делом надломится, где порвется.