– Саш, ты же не хочешь детей. Мы это в самом начале довольно четко обсудили. Или ты собираешься потом наблюдать со стороны?

Он немного грустно улыбнулся и навалился на стол всем корпусом.

– Да, я помню наш разговор. И я действительно не планировал больше ничего подобного. Но теперь я постоянно думаю, ну а если вот при таких ничтожных шансах все-таки что-то произойдет? Почему нет?

– То есть вдруг это судьба, хочешь сказать? – Я нервно засмеялась, а он совершенно серьезно кивнул. – Никогда не замечала за тобой веры в судьбу или знаки. Ты же всегда кичился тем, что «матерый материалист»! – Я процитировала одно из его любимых выражений, которое он использовал, когда мы говорили о чем-то потустороннем.

– И тем не менее, – ответил он. – В высшие силы я не верю. Но вот в такие знаки – да. Это не сигнал из космоса или ноосферы, как ты любишь говорить. А, скорее, просто какой-то шанс, который не нужно упускать.

Я сидела, кусая губы. Саша нес бред, и на него это было не похоже. Заставить он меня, конечно, не мог. Даже если он под влиянием момента не отдаст мне несчастную упаковку противозачаточных, я по дороге домой все равно куплю еще одну. Ну, если только, конечно, он меня не запрет на эти семьдесят два часа или сколько там еще времени осталось. Но это уже точно бы попахивало сумасшествием. А такие вещи лучше узнавать сразу. Пусть даже не очень приятным способом. В общем, если что пойдет не так, надо со всем соглашаться и просто спокойненько улизнуть.

– О чем задумалась? – спросил Саша, встревоженно глядя на меня. – Ты сразу не отказывайся, ну есть же еще время, подумай до вечера.

На сумасшедшего он не походил.

– С чего ты взял, что мне это нужно? – наконец спросила я, постаравшись добавить голосу равнодушных и ледяных ноток. – Ведь я тебе тоже объясняла в самом начале, что и мне уже это не надо. И даже больше, чем тебе. Потому что ты – наблюдатель, а я, извините, потенциальный носитель. А мой организм, к сожалению, уже довольно сильно изношенный.

Как будто в подтверждение моих слов сразу заныли колени и локти и даже потянуло поясницу. Я представила, как с этой болью буду носить перед собой несколько килограммов живого веса, и меня передернуло.

«Да что я в самом деле, неужели всерьез об этом размышляю?!» – встряхнулась я и уставилась на Сашу. А он помолчал какое-то время и грустно сказал:

– Ну, на вид ты довольно крепкая. Но дело не в этом. Просто я давно за тобой наблюдаю. И когда разговор хоть как-то касается детей, или ты видишь их, проходя мимо площадки, или мы смотрим фильм, где женщина на сносях или при родах… У тебя в глазах такая вселенская тоска появляется, что мне тоже плакать хочется. И это видно, понимаешь? Хоть ты и прячешь это за напускным равнодушием. Я раньше думал, что тебе действительно все равно, ты так легко об этом говорила. А потом понял, насколько не все равно. Ты же страдаешь.

У меня пропал дар речи, а губы опять затряслись. Я опустила глаза, пытаясь справиться с эмоциями. Что он говорил? Я даже сама этого не знала. Он все надумал, конечно. Я давно уже справилась с собой и смирилась, что детей у меня быть не может. Точнее, физически-то я всегда могла это сделать, но твердо решила, что мой ребенок должен родиться в полной семье. Рожать, как некоторые, «для себя» я не хотела категорически. Потому что рожать надо не для себя, а для ребенка, и сознательно обрекать его на безотцовщину… Я могу быть тысячу раз не права, но такова была моя позиция. А еще я действительно не представляла, что смогу тащить ребенка в одиночку. Когда я думала об этом, мне становилось страшно. Это же просто крест на всей привычной жизни. В конце концов, как я объявлю стареньким родителям? У меня, видимо, настолько с юности впиталась в кожу мамина фраза «Попробуй только в подоле принести», что одна мысль об этом уже действует как удар током.