– Она намекнула, что в эти выходные вы могли бы встретиться.
– Эти выходные я уже пообещал. Что по Аличеву? – Перевожу тему в интересующее меня русло.
– А что по Аличеву. Ни о какой вселенской любви и раскаянии нет речи. Холодный, трезвый расчёт. Ему нужна была отсрочка в разводе, чтобы «обанкротить» самого себя. И тогда не только делить будет нечего, но и «долги» можно повесить на вторую половину.
– Это я и так понял. Делать что будешь?
– Уже сделала. Последняя выплата аннулирована.
Ого! Вот это оперативность!
– А можно полюбопытствовать, как? Всё-таки времени прошло всего ничего, а ты уже смогла всё разрулить.
– Всё будет, когда моя клиентка получит половину положенного и желательно с процентами. А пока особо хвастаться нечем.
– И всё-таки. – Настаиваю на ответе.
– Ловкость ума, знание внутренней банковской системы, немного наглости и никакого мошенничества.
– Ясно. Душу дьяволу продала.
– Ты забываешь, что за Дьяволом я была замужем, – бросает равнодушно.
– А если серьёзно? – Не могу не восхититься сверхоперативностью Натальи.
– Сбой в системе, – отвечает беспечно.
– А так бывает?
– Как видишь.
– Вижу. А дальше что?
– А дальше пусть работают профессионалы, а господину Аличеву придётся немного понервничать.
– Ты хочешь сказать, что он не сможет…
– Ничего он не сможет. Счета заморожены. Все.
– А обоснование?
– Обоснование… – Задумывается. – Обоснование: ибо нефиг!
– Оу! Не припомню таких изменений в законодательстве.
– Было бы неплохо, – задумчиво тянет Наталья.
– Это всё, конечно, хорошо. Но у него финансисты тоже не дураки.
– Не дураки. Но в любом случае им есть от чего нервничать. Не бывает честных финансистов, Вадим. И найти к чему придраться – не проблема. Проблема во времени, которого у нас не так уж и много. Если Мария найдёт брешь, то, может, не всё так плохо, как ты охарактеризовал.
– А если не найдёт?
– А вот этого «если» нам не надо. – Заявляет таким тоном, словно её желание будет исполнено по одному щелчку пальцев. – К следующему заседанию нам нужно предоставить истинный облик господина Аличева, а не ту клоунаду, что он устроил. И ещё. Я планирую добиться отвода Павлюченко.
– А основание?
– Сомнение в объективности и беспристрастности.
– Хм. Серьёзное обвинение. А доказательства?
– Достаточно.
Не скажу, чтобы я сомневался в Наталье. Тётушка и не на таких умников находила статью. Но в душе почему-то довольно скребётся злорадство от предвкушающего удовлетворения. Казалось бы, обычное дело. Это всего лишь работа. Тогда почему такое ощущение, словно это касается меня лично?
Дана
– И зачем ты приехала? – Недовольно ворчу, когда в комнату вихрем врывается Юлиана.
Прямо с порога. Не раздевшись. Взбудораженная. Видно, что и одевалась подруга в спешке.
Я очень просила Игоря Алексеевича не говорить о случившемся своей дочери, когда она ему позвонила. Но он меня не послушал. И вот результат: Юлиана, бросив семью, примчалась сюда. Ладно бы она жила, как раньше, рядом, а так ей из-за меня пришлось ехать через весь город.
– Ты как? – Оставляя мой вопрос без ответа, спрашивает Юлиана.
– Всё в порядке благодаря твоему папе.
Испуг прошёл. Эмоции тоже. Наступило какое-то противное безразличие или апатия.
– Данка, нельзя же так. Ты знаешь, как я напугалась?!
– Прости. Я не хотела ничего говорить тебе.
– Ещё чего не хватало! Партизанить они тут решили. – Возмущается. – Неужели Аличев опустился до угроз?
Ничего не отвечаю. Меня коробит от одного этого имени.
– Тебе обязательно нужно написать на него заявление в полицию. Это же нападение.
– Которое он снова перевернёт, как попытку примирения брошенного обиженного мужа? Нет, уж спасибо. Да и полиция не особо любит влезать в семейные разборки.