».

Донато Брандолини, двоюродный брат Макиавелли по материнской линии, был одним из немногих дальних родственников, кто открыто поддерживал опального секретаря. Будучи священником и не имея прямых политических интересов, он мог позволить себе регулярно навещать семью в Сант'Андреа. Его свидетельства особенно ценны для понимания духовной атмосферы в семье Макиавелли того периода.

«Когда я приезжаю в Сант'Андреа, – писал он в письме к приору монастыря Сан-Марко, – меня всегда поражает атмосфера этого дома. Несмотря на стесненные обстоятельства, здесь царит дух интеллектуальной свободы, который редко встретишь даже в богатых домах Флоренции. За ужином мессер Никколо рассуждает о Ливии и Таците так живо, словно эти древние римляне – его добрые знакомые. Старшие дети участвуют в беседе, высказывая порой удивительно зрелые суждения. Даже Мариетта, которая раньше, насколько я помню, не проявляла особого интереса к книгам, теперь иногда вставляет замечания, свидетельствующие о том, что она внимательно слушает эти беседы».

Примечательно, что именно в период изгнания семья Макиавелли стала более сплоченной. Общие трудности и лишения укрепили взаимную привязанность и уважение. Алессандра Мачинги, дальняя родственница Мариетты, посетившая семью в 1517 году, писала своей сестре: «Я никогда не видела семью, живущую в такой гармонии, несмотря на стесненные обстоятельства. Дети уважительны и послушны, Мариетта заботлива и терпелива, а мессер Никколо, хотя часто бывает погружен в свои мысли, находит время для каждого члена семьи. Они не богаты материально, но богаты духом и любовью друг к другу».

Поддержка, которую оказывали Никколо его друзья, требовала определенной осторожности. В политической атмосфере того времени даже дружеские связи могли стать предметом подозрений. Близким Макиавелли приходилось балансировать между желанием помочь и необходимостью не навлечь на себя неблагосклонность новых властей Флоренции.

Сохранилось интересное свидетельство об этом деликатном положении от Франческо Веттори, близкого друга Никколо. В письме к римскому кардиналу Джулио Медичи (будущему папе Клименту VII) от 15 марта 1515 года Веттори писал:

«Друзья опального секретаря ведут себя с большим тактом и благоразумием. Они не пытаются заступаться за Никколо перед властями, понимая, что это могло бы лишь ухудшить его положение. Вместо этого они ограничиваются дружескими обязанностями, что никто не может им поставить в вину. Я сам стараюсь избегать политических тем в разговорах с флорентийскими гражданами, когда речь заходит о Макиавелли, говоря только о его литературных занятиях и семейных делах».

Эта осторожность была оправданной. В те времена семьи и друзья опальных политиков часто попадали под подозрение в заговорах и измене. Мудрое поведение окружения Макиавелли помогло им избежать неприятностей и сохранить возможность поддерживать изгнанника.

Постепенно жизнь в Сант'Андреа приобрела свой ритм и смысл. То, что начиналось как изгнание и наказание, превратилось в период интенсивного творчества и глубоких размышлений. Донато Джанотти, навестивший Макиавелли в 1520 году, оставил важное свидетельство: «Мессер Никколо умел извлекать уроки из всего, что его окружало. Наблюдая за крестьянами, работающими в поле, он говорил о природе народа. Следя за спорами соседей, он размышлял о причинах гражданских раздоров. Даже погода становилась для него метафорой изменчивости фортуны».

«Политика – это наука. А не молитва»

Н. Макиавелли.

Декабрь 1513 года. Флоренция. холодный ветер гуляет по холмам Сан-Кашано близ Флоренции. В этот холодный декабрьский день 1513 года, спустя более десяти лет после памятных встреч с Чезаре Борджиа, Никколо Макиавелли сидел в своем скромном доме в Сан-Кашано. На столе – стопка исписанных листов, чернильница и гусиное перо.