За окном сгущались сумерки, он с тоской смотрит в окно. За стеклом – зимние холмы Тосканы, окутанные сумерками. Перед ним лежал лист бумаги, на котором он только что вывел первые строки трактата, который решил назвать «Государь» («Il Principe»). Он пишет. Но это не просто какие-то записи – это акт отчаяния, акт надежды, акт мести и искупления.

Он прекрасно помнил тот февраль 1513 года. Даже среди ночи его иногда преследовал свой крик, который разрывал его сон, и он снова видел подземелья Барджелло. Он снова чувствовал, как болят его руки, веревка впивается в запястья, плечевые суставы, казалось, вот-вот выскочат из суставных сумок. Это тело снова чувствует шестую пытка «strappado» за день.

Признайся в заговоре против семьи Медичи, – слышит он снова шипение сквозь зубы капитана стражи, – и мучения прекратятся.

Вместо ответа от снова открывает глаза. В этот момент тьмы, где он снова был на грани между сознанием и беспамятством, в его разуме снова бьется мысль.

«Я поклялся себе, если выживу— я расскажу миру то, что никто не осмеливался произнести вслух. Я сорву покровы с политики, покажу её такой, какая она есть, а не какой её хотят видеть проповедники и моралисты. Это будет моя месть. И мой величайший дар Флоренции.»

Изначально Макиавелли задумал трактат как своеобразный «входной билет» обратно в политическую жизнь. Он собирался посвятить его Джулиано Медичи, но после смерти последнего переадресовал Лоренцо Медичи, надеясь получить должность при новых правителях Флоренции.

Молодой Лоренцо де Медичи представлял собой любопытную фигуру. Герцог Урбинский, правитель Флоренции, внук Лоренцо Великолепного – его официальные титулы звучали впечатляюще. Однако в свои двадцать семь лет он казался бледной тенью своего знаменитого деда. Честолюбивый, но неопытный, образованный, но не мудрый – таким видел его Макиавелли при их первых встречах.

Это было не просто карьерное маневрирование. В своих письмах к Франческо Веттори Макиавелли раскрывал более глубокие мотивы: «Что мне делать? Не могу же я просто сидеть и смотреть, как моя Италия погибает от рук варваров. Я видел слишком много, чтобы молчать. Если мои знания и опыт могут быть полезны новым правителям – так тому и быть. Главное, чтобы они были использованы во благо Флоренции и всей Италии».

Архивные документы и личная переписка Макиавелли свидетельствуют, что работа над «Государем» велась с декабря 1513 по начало 1514 года.

«Я начал писать 'Государя' не из академического интереса,» – признался он позже в письме другу Франческо Веттори. «Эта книга – мое личное противоядие от пыток и унижений. Каждая страница была написана кровью моего опыта, каждая глава рождалась из пепла моей карьеры.»

Сама работа над «Государем» шла не линейно. Это был мучительный процесс переосмысления собственного опыта. Макиавелли писал и переписывал рукопись множество раз. Первый вариант был закончен к февралю 1514 года. Но он его полностью переработал. Потом еще раз. И еще.

Его друг Франческо Вегецио вспоминал: «Никколо мог по десять раз переписывать одну страницу. Он был хирургом политической мысли – каждое слово должно было быть точным». Это не просто метафора. Макиавелли буквально реконструировал политические модели управления, используя исторические примеры. Каждый вечер – это путешествие сквозь столетия, анализ успехов и поражений правителей.

Книга складывалась как живой организм. Макиавелли не просто писал трактат – он создавал новый политический язык. Каждый раздел – это не только теоретическое размышление, но и практическое руководство.