».

Путь от Барджелло до скромного дома Макиавелли на Виа Гвиччардини занимал не более пятнадцати минут. Но для бывшего секретаря этот путь стал настоящим испытанием. После двух недель в тесной камере открытые пространства улиц вызывали головокружение. Люди, узнававшие его, реагировали по-разному: одни отворачивались, другие кланялись с преувеличенным почтением, третьи просто замирали в изумлении, словно видели воскресшего из мертвых.

Софи Лючиани, торговка цветами с рынка Сан-Лоренцо, вспоминала: «Я предложила ему букет фиалок бесплатно – выглядел он так, словно вернулся с того света. Он улыбнулся – впервые за все время нашего разговора – и сказал: «Сохрани их для праздника, добрая женщина. Сегодня мне нужен только дом».

Воссоединение с семьей было одновременно радостным и горестным. Мариетта, не веря своим глазам, бросилась к мужу, но остановилась, не решаясь обнять его из-за видимых следов пыток. Дети окружили отца, не узнавая в изможденном человеке того, кто еще недавно подбрасывал их к потолку и рассказывал истории о древних героях.

Физические раны заживали быстрее душевных. Через несколько недель после освобождения Макиавелли уже мог свободно двигаться, хотя боль в суставах, вероятно, преследовала его до конца жизни. Однако положение бывшего секретаря оставалось шатким.

Джулиано Медичи даровал ему свободу, но не доверие и не должность. Макиавелли оказался изгоем – слишком республиканец для новой власти и слишком скомпрометирован для сторонников прежнего режима. Семья жила на грани нищеты, распродавая остатки имущества.

Освобождение из тюрьмы не принесло Макиавелли ни реабилитации, ни возвращения к прежней жизни. Макиавелли оставался под подозрением и наблюдением. Указ об амнистии, подписанный гонфалоньером Флоренции Джулиано Медичи 12 марта 1513 года, содержал важную оговорку: «Помилованные должны впредь воздерживаться от любой деятельности, направленной против нынешнего правительства, и не посещать Палаццо Веккьо и другие правительственные здания без особого разрешения».

Но главное – он был жив и мог вернуться к семье.

Пребывание в тюрьме оставило неизгладимый след в памяти Макиавелли. Много лет спустя в письме к Гвиччардини он заметит: «Настоящую природу власти понимаешь, только оказавшись в ее когтях. Теоретические рассуждения – ничто по сравнению с личным опытом жертвы».

Для человека, чья жизнь последние четырнадцать лет была неразрывно связана с политикой и дипломатией, такой запрет означал гражданскую смерть. Филиппо Нерли, один из приближённых Медичи, писал в своих «Комментариях о делах Флоренции»: «Макиавелли и другие республиканцы были изгнаны не из города, а из политической жизни – что для таких людей намного хуже физического изгнания».

Боскали и Каппони, главные фигуранты дела о заговоре, были казнены 23 февраля 1513 года. Перед смертью Боскали произнес речь, ставшую последним публичным выражением республиканских идеалов во Флоренции на долгие годы. «Я умираю за свободу, – сказал он, глядя на собравшуюся толпу, – но помните: свобода не умирает вместе со мной. Она лишь дремлет в сердцах флорентийцев, ожидая своего часа».

Джованни Камби, присутствовавший при казни, описал эту сцену с поразительной точностью: «Площадь была заполнена людьми, но стояла такая тишина, что можно было услышать шелест листьев на деревьях. Когда Боскали закончил говорить, многие плакали. Даже стражники отводили глаза, словно стыдясь своей роли в этом действе».

Для Макиавелли, только что вышедшего из тюрьмы, судьба Боскали и Каппони стала горьким напоминанием о том, насколько он был близок к плахе.