конь необъезженный и дикий:
храпит и рвется в облака,
и сбросить хочет седока…
3.19
Процесса дивного создатель
творенью своему не рад,
одни кричат ему: «Предатель!»,
вопят другие: «Партократ!»
Как повелось на белом свете,
не нужен стал ни тем, ни этим,
а на заборе и стене
уже читаем: «Б. Н. Е».
В худых мозгах броженье снова
(как вы заметили, друзья,
без смуты нам никак нельзя).
Дух будоража Годунова,
идет народная молва.
«Борис! Борис!» – шумит Москва.
3.20
Почуяв крах, апологеты
решили родину спасти
(искусство русского балета
до масс народных донести).
Но массы им внимать не стали
(от цирка, видимо, устали),
у них уже на тот момент
был козырь (он же – аргумент):
ведут Бориса – ножкой топнуть
и рыкнуть кое-что с брони
(хоть не завел еще семьи,
но вражий стан заставит дрогнуть).
Не даст мне родина соврать —
хорош Борис в борьбе за власть.
3.21
Он огласил на редкость внятно
свой исторический указ
(когда с брони – тогда понятно,
притихли тати, сникли враз).
Гонцов на юг шлет победитель
(где незадачливый правитель
о чем-то мыслит взаперти),
велит витию привезти,
чтоб, покуражась, свергнуть лично.
В партийных между тем рядах
царят растерянность и страх,
а «членство» стало неприличным.
Никита досмотрел балет
и тоже скинул партбилет.
3.22
Свершилось. Только не пойму я
(моменты истины редки),
когда смышленые ликуют —
пошто ликуют дураки?
О чем шумят они, как дети?
Решили, что им тоже светит?
Но вреден яркий свет для глаз
(такие север’а у нас).
На том о бунте власть имущих,
чтоб не томить излишне вас,
спешу закончить свой рассказ.
Вам побывать хотелось в пуще?
Извольте, я не против, но
там водка выпита давно.
3.23
Народ наш – власти не подарок,
непросто властвовать над ним
(немало лет считай задаром
с низами маялись верхи).
Таких властителей несчастных
в природе встретите нечасто,
вы как сумеете, друзья,
а им так больше жить нельзя.
Нельзя довольствоваться малым,
в достатке лишь мочить усы,
а свой кусочек колбасы
жевать тайком под одеялом.
Пришла пора всех благ им в рот —
цивилизация зовет.
3.24
Я умолчу, читатель милый,
по обстоятельству стыда,
о том, как родину делили
птенцыБорисовагнезда
(как знать, а вдруг записки эти
случайно попадутся детям?).
Процесс былграмотным весьма
(есть в этом пища для ума,
что подчеркну особым шрифтом).
Вдаваться я бы не хотел
в детали столь великих дел
(мой вам совет: читайте Свифта).
Однако, что-то жжет глаза,
простите, кажется, слеза…
Плач о Свифте
О, бедный, бедный Джонатан!
Не там родился ты, не там
(на то и произвол небесный,
чтоб ни ко времени, ни к месту).
Хоть небеса и завещали
тебя британским островам,
к иным стремился берегам
твой взгляд, исполненный печали.
Как будто в воду ты глядел
(что, кстати, свойственно талантам)
и видел маленьких людей
и политических гигантов.
Возможно, кто-то дивным снам
даст толкование иное,
но слово «йеху» близко нам,
в нем что-то слышится родное.
А как здесь лошади честны!
Как благородны, как умны!
В плену своей судьбы превратной,
о государстве, столь приятном,
ты мог лишь всей душой мечтать
и жизнь тихонько коротать
в соседстве скучных пуритан.
О, бедный, бедный Джонатан!
Глава четвертая
4.1
Что делать, ежели охота?
Уж если стало невтерпеж,
другие побоку заботы —
против охоты не попрешь.
Вот вам оказия: однажды,
объятого особой жаждой
и специфической тоской,
везли Никиту по Тверской.
Вот и престижная обитель,
где пьяный Бахус правит бал.
Пока Никита входит в зал,
покруче ангела хранитель
вокруг глазищами стрижет
(он тело, дескать, бережет).
4.2
Народ, чертовски элегантный,
беседы тонкие ведет
и яства в рот весьма галантно,
как будто нехотя, кладет.
Здесь рай не только для гурманов,
помочь вам облегчить карманы
возьмутся