– Законное?! – Томас выпрямился и хотел было швырнуть банку в Генри, но передумал и с щелчком откупорил ее. Пена полезла наружу, он с хлюпаньем всосал ее, пока не полилась на любимую футболку. – Я тебе скажу, кто имеет на него законное право! Его приемный отец! А ты сейчас – похититель! Если тебя поймают, засадят в тюрягу лет на десять, если не больше!

– Не засадят. – Генри отмахнулся от брата, как от надоедливой мошки. – Никто и не узнает, что он здесь. Если ты меня не сдашь. – Он громогласно расхохотался собственной шутке.

Томас кисло улыбнулся и за один присест ополовинил банку.

– Я-то не сдам, но кто знает, засекли тебя или нет. В любом случае, это плохая идея! Не смей оставлять его здесь!

– Тут его никто не будет искать. – Генри пожал плечами. – Посидит малясь, пока не найду ему нового папу.

Тео вздрогнул и спрятал лицо в коленях.

Томас допил пиво и смял банку в руке. Его тошнило при одной мысли о том, куда отправляются несчастные дети после того, как их выкупит какой-нибудь богатый мужик, а Генри снова хочет втянуть его в это отвратительное предприятие!

– Генри, его портрет в каждой, даже в самой вшивой газетенке! – рявкнул он. – На всех телеканалах крутят на повторе сюжет о его похищении! Ни один «папочка» не станет так рисковать! И повторяю: не оставляй его тут! Если Солитарио пронюхает, что ребенка украл ты, он первым делом явится сюда, чего непонятного?!

– «Экспресс» зарегистрирован на того мексикашку. – Генри сунул в рот дешевую сигару. – С какой стати ему переться сюда? Он скорее поедет по адресу, который я оставил, когда устраивался телохранителем к тому богатому хлыщу. А там меня уже давно нет! – Он с видимым удовольствием затянулся и осклабил в улыбке редкие зубы. – Расслабься, меня никто не видел, а детишкам никто не поверит.

– И все же я не хочу, чтобы ты впутывал меня во всю эту хрень. – отрезал Томас. – Мне хватило приключений! До завтрашнего дня придумай, куда его перепрятать, или я отвезу его назад.

– Да уж прям. – Генри снова лениво отмахнулся, но в глазах зажегся опасный огонек. – Я тебя как бог черепаху отделаю, если посмеешь. Сечешь?

– Секу. – Томас подавил желание поежиться. Он и не собирался, нафиг надо. Если Солитарио в результате подвесит Генри, как мясную тушу, и сожжет заживо, так тому и быть, но пусть ищет его сам.

Томас глядел на съежившегося мальчишку, и где-то глубоко внутри засвербела совесть. Генри наконец дорвался до мести, и это только его с Солитарио разборки, дети-то при чем?

Томас с меткостью баскетболиста запустил смятую банку в мусорное ведро. Это не его дело, повторял он себе. Совершенно не его. И жалеть кого-то – значит, проявить слабость, что в нынешней ситуации, когда он только-только набрал обороты, просто непозволительно.

Генри, докурив сигару, ушел, но даже тогда пацан не вылез из угла. Он и спать там собирается, что ли? Томас, держась за поясницу, поднялся и распахнул дверцу холодильника.

– Ты это… Как там тебя… Матео. Есть хочешь? – спросил он. – Вот тут есть сыр, ветчина, сварганить тебе сэндвич?

Мальчик поднял голову и кивнул.

– И попить, пожалуйста, – тихо попросил он.

– Держи. – Томас достал бутылку воды и бросил ему.

Тео поймал ее и, торопливо свинтив пробку, жадно приник к горлышку. Сколько же Генри продержал его без еды и питья? Томас покачал головой, не понимая, как брату удается быть настолько безжалостным. Совесть при рождении атрофировалась?

– Послушай, – сказал он, когда Тео оторвался от бутылки. – Незачем сидеть в углу, иди лучше на диван. Иначе твой папа подумает, что тут с тобой плохо обращались.