– Да низачем, просто шел мимо. Теперь хочу посмотреть, что на том берегу.

– Нет там ничего. Деревня заброшеная. Ты лучше днем приходи, а то они скоро проснутся и стенать примутся.

– Кто? – удивился Иван Иванович.

– Дома, – махнул в сторону острых крыш упырь. – И, главное, жалобно так, надрывно, каждую ночь слушаю и рыдаю.

– Никогда не думал, что дома так умеют.

– Откуда тебе? Ваши городские бетонки в вечном анабиозе пребывают.

Упырь помолчал, потом протянул Ивану Ивановичу холодную скользкую лапу.

– Пойдем, увидишь сам.

Иван Иванович шагнул было на мостик, но упырь дернул его за руку:

– Вброд перейдем. Я в середину моста гнилых бревен положил. Как раз над зыбучей трясиной. Чтобы не шлялись кто попало.

– А много шляется?

– Да нет… ты первый.

В наступающей ночи Иван Иванович вдруг услышал стон. Скорбный и тоскливый. Упырь тихонько заскулил.

– Что с ними случилось? – спросил Иван Иванович, чувствуя, что хочет выть от тоски.

– Перейдем, расскажу, – ответил упырь, увлекая Ивана Ивановича за собой в болото. – Тут не глубоко, тебе по колено, а я переплыву.

Он нырнул в вязкую жижу. Иван Иванович вздохнул и пошел следом.

На берегу его встретили темные силуэты стоящих в ряд домов и умывающийся на кошачий манер, упырь.

– Их осталось всего семь, – сказал упырь.

Его глаза светились в темноте желтым и были похожи на две маленькие луны.

– Они оплакивают ушедших. Слушай, что я тебе расскажу. Когда человек строит себе дом, то отдает ему часть себя. Потом в нем живут его дети и дети их детей. Они любят его, заботятся, и дом живет. Ночами на чердаке шушукаются старые вещи, скрипят ступеньки, ветер флиртует с оконными рамами, домовой гнездо свивает, ну и всякое такое. Иногда люди оставляют свои дома насовсем и уходят. Тогда дома снимаются с насиженного места и улетают.

– А почему эти не улетели?

– Они не могут. Помнишь песенку «Гном и дом»?

– Гном приходит, дома нет, дом приходит гнома нет, – напел Иван Иванович.

– Типа того, – усмехнулся упырь. – На самом деле, дома узнавали, что могут летать только тогда, когда люди их покидали. Но один гном просветил свой дом на этот счет и отпускал полетать во время своих отлучек. Все было хорошо, только однажды дом не вернулся. Поговаривали, что он улетел со стаей брошенных домов. Гном погоревал, построил новый и привязал его к баобабу.

– Как к баобабу?

– Веревкой. Чтобы не улетел. Другие, глядя на него, тоже так стали делать. С тех пор дома и не летают.

– Как ужасно, – прошептал Иван Иванович. – Они стоят здесь долгие годы, рассыпаясь в прах, без всякой надежды.

– Точно, – всхлипнул упырь. – Все веревки ведут к баобабу. Найти бы его и отвязать их. Только я далеко не уйду, мне без болота никак. Усохнуть могу.

– Если на одном конце веревки баобаб, а на другом дом, надо отвязать тот, который к дому привязан. Это проще, чем баобаб искать, – сказал Иван Иванович.

– Я в погреба не полезу, – замахал лапами упырь.

– Не лезь, – пожал плечами Иван Иванович. – Посветить хоть сможешь? Вон глазищи как горят.

Упырь помялся немного и согласился.

Иван Иванович медленно пошел вдоль домов. Ему казалось, что они наблюдают и перешептываются за его спиной. Упырь вцепился в рукав куртки Ивана Ивановича.

– Ты уверен, что в погребах?

– Поверху ведь не протянешь, далеко, баобабы в наших краях не растут.

– Понятно…

Иван Иванович остановился у покосившейся двери. Она открылась, скрипя ржавыми петлями.

Глаза упыря бегали по стенам, как два карманных фонарика. Иван Иванович спустился в погреб. Веревка, привязавшая дом к далекому баобабу, оказалась крепкой и с хитрым узлом.

– Нож нужен, – крикнул Иван Иванович.