>– Чутьё её, вот-вот на задворки побежит, – тихо сказал Фрол, потупив взгляд себе под ноги.

>– Это почему же, – удивился Виктор.

>Фрол лишь хмыкнул:

>– Розыск на неё не объявлен, зачем же красоте, да ещё с деньгами взаперти сидеть. Обеды, ужины в дорогих ресторанах это как дань себе красивой. Сбежит интуиция, не выдержит высокомерия.

>Миша удивленный такой логикой, вставил свою заметку:

>– Фрол Арсеньевич с таким успехом можно и заграницу. Всё своё у неё с собой, зачем ей по лезвию ходить.

>– А лезвия ведь нет. Вернее оно есть, но оно с нашей стороны. На её стороне профессиональная осторожность и одни вопросы. А так, как она женщина гордая и не любительница оставлять за собой шлейф грязного прошлого, то вопросы, на которые надо ответить, ой, как её будут мучить. Выходит, что заграница должна подождать, если хочет спать спокойно.

>– Хорошо.

>Виктор налил себе коньяк, уютно умостился в кресле.

>– Это оставим молодёжи. Тем более что у них в арсенале имеется маленькая зацепка.

>Ребята удивленно переглянулись.

>Виктор посмотрел на ребят, глотнул коньяк и с лёгкой укоризной, высказался:

>– Шеф у вас ребята золотой человек, всё дал вам. Весь свой опыт, разжевал, разложил. Вот только логики, размышлений вам не хватает. Всё же делаете правильно. Когда первый раз к Чернявской Виктории Александровны с вопросами приходили, под домом машины все переписали?

>– Да.

>– Да.

>Ребята ответили в один голос.

>– Тогда размышляйте. Помните, что театр начинается с вешалки, а сыск с мелочи.

>Михаил засуетился, похлопал себя по карманам, пошарив внутри пиджака, вытащил блокнот. Листает записи, находит нужную запись.

>– Горького 23, четыре подъезда. Всего шесть машин.

>– Три часа хватит?

>Виктор посмотрел на часы.

>Ребята встали, Михаил, пряча блокнот, ответил:

>– Да, тут-то дел на полтора часа, ни больше.

>Виктор одобрительно кивнул.

>– Тогда на другие полтора часа загляните в аэропорт. Закажите на послезавтра два билета рейс двести шестьдесят.

>Михаил посмотрел на Фрола, тот задумчив, будто не слышит, потом на Виктора, дернул плечами:

>– Закажем.

>Ребята вышли.

>– Ты прав, мстить за измену, за любовь, за жизнь нам не дано.

>Проговорил Фрол, даже не взглянув на своего друга.

>– Человеки. – Виктор поставил коньяк. – Любить, ненавидеть смысл их жизни. Ты и я мы выше этих понятий. Мы подымаемся вверх, смотрим вниз и нам совсем неинтересна эта мышиная возня. Потому, что наша философия рассудительна и спокойна. Мы ждем смерти лишь для того, чтобы идти дальше.

>– Значит наш мир без солнца, – ответил Фрол, посмотрев Виктору в глаза.

>Виктор выдержал его взгляд, взял опять рюмку, откинулся на спинку кресла, сделал глоток.

>– Что, такое солнце?

>– Это правда, которую не спрячешь.

>– Но зачем она нам, ведь с ней тяжело идти.

>– А не трусость ли это?

>– Трусость, когда бегут. Трусость чувство. Слабость человеческая.

>Разговор прервала мобильная связь.

>Виктор поднял трубку.

>– Говорите.

>Он слушал, молча и долго.

>Фролу эти минуты показались длинными, стало скучно и как-то одиноко. Допив коньяк и сунув в рот дольку лимона, он погрузился в свои мысли.

>Не хотел, но наглая родившаяся память опять показала глаза, её, губы, её. Он с ней в тот последний вечер. Она в приподнятом настроении лукаво стреляет в его сторону. Он открывает шампанское. Отказаться не возможно, она просит ласково, за её удачу, за её экзамен. Потом после первого бокала кладёт свою руку на его, у него дрожь по телу, по всем фибрам. Она просто просит посмотреть его прошлое. Он уходит, приносит альбом старых фотографий. Последнее, что он помнит это глаза, уже холодные, эти губы в злой улыбке.

>– Ну, вот кажется и всё.