Полковник заявил также, что не имел никакого отношения к шпионажу в атомной сфере. Исключительно собственное интеллектуальное любопытство побудило его приобрести в открытой продаже книгу «об использовании атомной энергии на промышленных предприятиях». Он сказал нам, что его исключительным и единственным заданием в США было получение информации общего характера – данных, не имевших применения в военных целях. При этом я посмотрел на него с сомнением, но не взялся оспаривать его утверждения.

Момент показался мне подходящим, чтобы закончить наше совещание. Мы провели за беседой больше двух часов. Абеля увели через холл два заместителя маршала, а защита вышла на улицу под жаркое солнце бруклинского дня.

Воскресенье, 1 сентября

Несмотря на то что был выходной день, мы организовали рабочую встречу, в которой любезно согласился принять участие Том Харнетт из моей фирмы, хорошо знакомый с федеральными судебными процедурами. Мы обсуждали возможные дальнейшие действия. Нашей первоочередной и важнейшей задачей, пришли мы к единому мнению, было добиться отсрочки начала суда – по крайней мере до 16 октября. Первое заседание было назначено на 16 сентября, а до этого дня оставалось всего две недели. Дата выглядела для нас совершенно неприемлемой, если мы хотели успеть подготовить сколько-нибудь основательную линию защиты.

В качестве традиционных в таких случаях шагов мы решили потребовать списки свидетелей обвинения, возможных членов жюри присяжных и детального пояснения каждого из пунктов обвинения. Поскольку газеты изображали Хейханена ключевым свидетелем, мы подадим прошение о беседе с ним, как только увидим его имя в официальном списке. Если нам это удастся, мы запросим затем протоколы его показаний перед большим жюри и рапорты ФБР по делу. Так могут заранее выявиться противоречия в заявлениях свидетеля, полезные при дальнейшем перекрестном допросе.

Мы также сошлись в том, что нам следует как можно скорее встретиться с прокурором и постараться получить достоверное подтверждение дошедших до нас слухов, что председательствующим на процессе станет судья Мортимер У. Байерс. Судебный клерк, намекнувший нам на подобную вероятность, добавил с видом эксперта: «Он из тех, кто без колебаний сажает виновных на электрический стул».

Хотя мне самому никогда не приходилось вести перед ним дебаты в суде, я знал о его высокой репутации как независимо мыслящего человека. Ему был восемьдесят один год. Высокий, прямой и подвижный пожилой мужчина. Наибольшую известность он снискал, будучи председательствовавшим судьей на процессе по делу о «нацистских шпионах» в 1941 году, когда перед судом предстала шпионская группа, организовавшая подпольную радиостанцию на Лонг-Айленде. В ходе того массового разбирательства он приговорил четырнадцать нацистских агентов к длительным тюремным срокам и смягчил наказание для еще девятнадцати человек, признавших свою вину.

Мы с судьей никогда не водили близкого личного знакомства, но встречались иногда, поскольку оба были членами одного из старейших в Бруклине обществ – так называемого «Рембрандт-клуба». Небольшая группа, состоявшая исключительно из мужчин, зимой раз в месяц встречалась дома у одного из членов, где мы прослушивали лекции на культурные темы, а затем подавался легкий ужин с шампанским. Хотя к встречам требовался смокинг, они позволяли проводить время сдержанно, но с удовольствием.

В тот же вечер я побеседовал о Хейханене с бывшим лейтенантом уголовного розыска полиции Нью-Йорка Эдом Фарреллом, который жил в Бей-Ридже. Объяснил ему, насколько важно для защиты собрать досье на Маки, но сделать это втайне от правительственных агентов. Мне пришлось также дать Эду понять, что Маки как псевдоним Хейханена оставался до сих пор «официальным секретом», которым обвинение еще не поделилось с защитой.