– Так вы все-таки расскажите о том, что случилось сегодня, доктору Гудхаузену, – повторил Пабло.

– Все надежды я возлагаю только на вас, – стояла на своем Джинджер.

– Вы очень упрямы, – вздохнул фокусник, качая головой.

– Нет, я настойчива, – возразила Джинджер.

– Сумасбродны.

– Решительна.

– Acharnée![8]

– Когда я вернусь в «Страж Залива», я посмотрю в словаре это слово, и, если это оскорбление, вы еще пожалеете, когда я вновь навещу вас в четверг! – погрозила она пальцем.

– Не в четверг, – сказал он. – Мне потребуется время. Пока не откопаю упоминание о чем-то похожем и не изучу апробированную методику, я не рискну вас снова гипнотизировать. Я должен быть уверен в успехе.

– Хорошо, но знайте, что, если вы не позвоните мне до пятницы или субботы, я ворвусь к вам без приглашения. Не забывайте, что вы моя последняя надежда.

– Если только мы получим положительный результат.

– Вы недооцениваете себя, Пабло Джексон. – Она поцеловала его в щеку. – Жду вашего звонка.

– Au revoir.

– Shalom.

Уже на улице, когда Джинджер садилась в такси, ей вспомнилось одно из любимых изречений отца, вмиг отрезвившее ее, как холодный душ: «Перед наступлением темноты свет всегда ярче».

Уинтон Толк – высокий веселый чернокожий полицейский патрульной машины – вылез из нее, чтобы купить три гамбургера в угловом кафетерии, оставив за рулем своего напарника Пола Армса и отца Брендана Кронина на заднем сиденье. Брендан взглянул на кафетерий, но не смог разглядеть, что происходит внутри: витрина была сплошь разрисована праздничными картинками. Там были изображены Санта-Клаус, северный олень, гирлянды и ангелы. Только что закружились первые легкие снежинки – предвестницы основательного, судя по прогнозу погоды, снегопада (к вечеру обещали не менее восьми дюймов снега на дорогах), а это значило, что завтра будет настоящее белое Рождество.

Пока Уинтон вылезал из машины и шел к кафетерию, Брендан, наклонившись к Полу Армсу, заметил:

– Ты помнишь фильм «Жизнь чудесна»? Вот это картина, должен тебе сказать.

– Да, с Джимми Стюартом и Донной Рид, – отметил Пол.

– А какие чудные актеры там вообще подобрались! – продолжал восхищаться одним из лучших рождественских фильмов Брендан. – Лайонель Барримор, Глория Грэхем!

– Томас Митчелл, – добавил Пол Армс, бросая быстрый взгляд на напарника, входящего в этот момент в кафетерий. – Уорд Бонд! Боже, какие артисты! Но, согласись, «Чудо на 34-й улице» не хуже!

– Да, потрясающий фильм, но картина Капра все же лучше…

Выстрелы и звон разбитых стекол раздались одновременно, без всякого интервала. Даже при закрытых дверях машины и работающем двигателе, треске и шуме полицейской рации звуки выстрелов были достаточно громкими, чтобы оборвать Брендана на полуслове. Грохот и пальба в кафетерии вмиг развеяли мирную праздничную атмосферу тихой улочки этого бедного квартала, вдребезги разлетевшуюся вместе с нарядной витриной. За первыми выстрелами гулко прозвучали новые, сопровождаемые резким и противным звуком ударов осколков стекла по крыше, дверям и капоту автомобиля.

– О черт! – Пол Армс выхватил из кобуры револьвер, распахнул дверь и выполз из салона, крикнув Брендану, чтобы тот не вздумал высовываться.

Брендан ошалело взглянул в окно со своей стороны – дверь кафетерия внезапно распахнулась настежь, и на улицу выскочили двое молодых парней, белый и черный. Белый, в клетчатой охотничьей куртке, был вооружен револьвером. Чернокожий, одетый в трикотажную шапочку и длиннополый бушлат, держал в руках обрез. Они выбежали, согнувшись в три погибели, и чернокожий направил обрез на патрульную машину. Брендан смотрел прямо в дуло: оттуда сверкнуло, и он подумал, что убит. Но, к его удивлению, стекло задней дверцы осталось целым, а вместо него разлетелось переднее стекло, усыпав сиденья и приборный щиток градом осколков. Промах вывел Брендана из оцепенения, и он скатился со своего сиденья на пол машины, слыша громкие, почти как выстрелы, удары собственного сердца.