Я всматривалась в их почти неразличимые тела и лица, на которых светилась непоколебимая уверенность в своём праве на внимание, на поклонение, безумное желание и обожание. Они вбирали в себя все мужское внимание, оставляя другим женщинам жалкие крупицы.

Боже мой, какая там душа, кто на неё взглянет, одетую в футболку или свитер? Зачем вообще женщине душа, были бы сиськи поувесистей, да корма потяжелее, ну и взгляд чтобы обещал любые непотребства.

Я почистила историю браузера, закрыла крышку. Я совершенная противоположность им. Словно и не женщина. Я подумала было об этом Яре, но тут же выкинула из головы – такая, как я, не способна увлечь даже Игоря, а Яр куда как значительнее и мужественнее Игоря. У него, наверное, толпы кукол, в души которых им незачем вглядываться.

Я погасила в квартире свет и улеглась в постель. Машинально провела рукой по месту, где спал Игорь. Кровать казалась такой большой и холодной. В квартире было тепло, но я почему-то никак не могла согреться.

Я завернулась в одеяло словно в кокон. «Точно гусеница, – подумала я. – Пускай гусеница, завтра из этого кокона вылупится прекрасная бабочка – махаон», – решила я и все-таки заплакала. Не знаю отчего.

Может от того, что кровать слишком большая. Может, потому что не так уж уютно в этом коконе. А, может, не до конца ещё заполнила меня злость. И значит – я ещё жива, жива душевно и морально. Не так-то просто меня прикончить. Не так-то просто!

Утром вместо прекрасного махаона из кокона вылупилась бледная, лохматая, опухшая моль с красными глазами. Будильник я успешно выключила спросонья и очень медленно моргнула – на целый час. Проспала!

Быстро умылась, почистила зубы, соорудила на голове какую-то загогулину, махнула на ресницы немного туши, на скулы и нос хайлайтер. Содрала корочку с пореза от ножниц и замазала консилером. Моль в зеркале смотрела на меня скептически. Залезла в любимые голубые джинсы, напялила бежевый свитер на голое тело и выскочила из квартиры.

В лифте глянула в зеркало. Обнаружила, что одела свитер наизнанку. Тут же сняла, вывернула и надела нормально. Забавно получилось бы, если бы кабина остановилась, и кто-нибудь вошёл.

Выбежала из подъезда. Слишком жарко! Уже с утра солнце разогревало город так, словно стояло в зените. А ещё вчера лил ледяной дождь. Обратно! Лифт. Этаж. Дверь.

Скинула кроссовки, рванула в комнату, зацепилась за шнур от Игорева телевизора и грохнулась на пол. На коленках заползла в комнату. Сунула нос в шкаф. В комод. Свитера, рубашки, сегодня вся одежда была не та, я стояла, наверное, минут десять перед шкафом, не взирая на то, что дико опаздываю, и перебирала одежду. Вся одежда казалась мне безликой, а чего я хотела? Не знаю-не знаю, а-а-а. Кто я, какая я, какая одежда должна меня отражать, почему мне вдруг разонравились мои вещи, зачем мой мозг задает столько ненужных прямо сейчас вопросов, я же опаздываю. «Заткнись», – сказала я сама себе, схватила белую футболку, лифчик, на ходу напялила на себя.

Выбежала в коридор, снова споткнулась об шнур телевизора.

«Сволочь, змея подколодная», – зашипела я на шнур от телевизора в прихожей.

Когда ворвалась в холл творческой студии, меня встретила Люба и недовольная Любочкина гримаса, не могу понять, это обычная гримаса или сегодня особенная.

– Где тебя носит? Сегодня экскурсия. Автобус вот-вот приедет! – затараторила Люба.

– Какая экскурсия? Зачем экскурсия? Когда? – отстрелялась я в ответ.

– Сейчас, блин, ну ты чего вечно в альтернативных реальностях обитаешь, спустись на землю, алё. Дети с родителями уже ждут. Вы едете на ферму с животными, будете делать эскизы, а на следующем занятии рисуете ламу – ты же сама с директором утверждала план на лето. Ну, вспоминай давай, экскурсия на ферму, где их разводят, мы на прошлой неделе с тобой говорили об этом, ты ещё обрадовалась. Чему там радоваться? Топать по грязи и нюхать вонь. Особенно в такую жару. Хотя оделась ты в самый раз для фермы, – подколола меня Люба.