Он долго искал зарядку от смартфона, ещё что-то по мелочам. Схватил было ноутбук со стола, но я его остановила:

– Это мой ноутбук. Твой в ремонте, помнишь?

– Может, заберёшь мой, у меня сейчас нет денег забрать его из ремонта? – спросил он.

А вот теперь он выглядел настолько ничтожно, что я отвернулась, сил не было смотреть на его унижение. Ещё вчера я бы сама сходила и забрала без всяких просьб. «Ведь я такая добрая, можно вытирать ноги сколько влезет, прошу, не стесняйтесь», – передразнила я сама себя.

– Где все мои толстовки? – спросил он то ли у меня, то ли у себя.

– В стиралке, – ответила я. – Белую надень, она на стуле в прихожей.

Игорь надел толстовку, даже не заметив кофейного пятна. Он открыл дверь и замер на мгновение. Посмотрел на меня и сказал еле слышно:

– Странная ты какая-то. Не узнаю тебя. Будто с кем-то другим жил все это время. Словно обман какой-то.

– Кто бы говорил. Я тоже думала, ты другой. А тут такой обман нарисовался, просто поразительно. Вещи твои в чемодан соберу. Завтра заберёшь.

Он вышел на лестничную площадку.

– Чуть не забыла, – остановила я его. – Ключ от квартиры оставь.

Он достал ключ из кармана.

– Но я пока здесь живу, – сказал Игорь как-то неуверенно.

– Кто платит за квартиру, Игорь, тот и живёт. Справедливо же? И позвони заранее, когда за чемоданом придёшь. Вынесу на площадку.

Я с силой захлопнула за ним дверь. Тут же опустилась на пол, прислонившись к двери и собралась было разрыдаться. Так бы я сделала ещё вчера, или сегодня утром, впрочем, утром я так и сделала.

Но сейчас я не нашла в себе ничего кроме злости. А злость не та эмоция, от которой можно реветь. И не самая плохая эмоция в моём случае, учитывая контекст.

Я достала чемодан с балкона. Быстро собрала шмотки Игоря. Хорошо, что у него не было ничего тяжёлого типа книг. Все книги в квартире – стеллаж во всю стену – были моими. Туда же в чемодан отправилась: игровая приставка, беспроводные наушники, провода и джойстики. Ещё что-то по мелочи.

Я обшарила все углы и шкафы. К моему удивлению, никаких вещей Игоря больше не оказалось. Странно, но теперь я поняла – всё, что эту квартиру превращало в дом, а не просто в угол, где можно переночевать, было моим. Купленным даже не пополам.

Игорь говорил, что это моя прихоть, он может обойтись без всего. Только большой телевизор высокого разрешения для приставки он купил сам. В кредит. По которому я тоже вносила свою часть, хотя ни разу его не включила. Смотреть мне там было нечего.

Я кое-как по полу дотолкала телевизор до прихожей. Рядом поставила чемодан. В спортивную сумку засунула зимнюю куртку Игоря и зимние ботинки. Оставила тут же.

Вот и уместился весь Игорь в эту небольшую кучу. Завтра эти вещи исчезнут, я надеюсь, уже завтра, и не останется ничего в этой квартире от человека, которого я любила. Ещё вчера.

Я села за стол в комнате, за которым до моего прихода сидел Игорь, и открыла ноутбук. Экран проснулся. Браузер Игорь не закрыл. Конечно же, галерея телок. Бесконечные Любы с моей работы. Одну не отличить от другой.

И тут меня дёрнуло изнутри, словно сердце за нитку, больно так. Мне не быть как они, тугие, жаркие, масляные. Умом я понимала, это всего лишь куклы, тело без содержания, но я точно знала: такую куклу с гладкой, сверкающей от хайлатера кожей Игорь никогда бы не попросил разделить счёт пополам.

Он бы занял, украл, ходил бы пешком, лишь бы угодить такой, лишь бы она не подумала, что у него недостаточно денег, чтобы ублажать её прихоти.

Но я была той, у которой можно было занимать денег, о ком можно было не заботиться. Я жалкая. Я смотрела на этих сверкающих барби и чувствовала себя уродиной, не женщиной, и дело было не во внешности.