– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я.

И слышу в ответ: – Сядь.

Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.

– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…

Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.

– Это точно?

– Да, мырза.

Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.

– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.

– Нет, мырза.

Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:

– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.

Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.

– Какой факультет?

– Языки и этнография.

– Тебя проверить?

– Да, мырза.

– Наказание за барымту?

– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.

– Сколько рек течет в Семиречье?

Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.

– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.

Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.

– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…

Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.

– Что ж, смотрел твою характеристику, Асхат… учеба в Омске, перевод в Верный, оценки хорошие, преподаватели тебя хвалят, вредных привычек нет. Пора показать себя в настоящем деле, а, курсант?

В настоящем деле? Мне, курсанту, хотят поручить дело?!

– Значит так, – продолжал Бек, – от занятий я тебя освобождаю на месяц. У тебя задание, и задание это – с самого верха. Держи, все материалы в этой папке.

Я поймал брошенный мне через стол запечатанный пакет. Дело с самого верха! Подавив желание немедленно сорвать печать, я спросил:

– Что-то серьезное, мырза?

– В нашей работе все дела серьезные, – усмехнулся Бек. – Свободен.

Уже выходя из кабинета, я услышал:

– Стой, чуть не забыл. В деле тебе понадобится мерген.

– Приму к сведению, мырза!

– Помолчи и послушай. Свободных мергенов в канцелярии ты сейчас не найдешь. Но есть один, мы его на пенсию недавно отправили, зовут Жумагали. Запомнил?

– Так точно!

– На всякий случай давай запишу.

Бек вытащил чистый лист бумаги и что-то на нем написал.

– Вот его адрес, – сказал он, протягивая мне бумагу. – Сходи к нему на Кучегуры, он тебя проконсультирует. Желаю удачи.

Пароконный экипаж с табличкой девятого маршрута подкатил к остановке на углу cенного базара. Мальчишка-кондуктор, спрыгнул с подножки и заголосил: «Конечная! Кучегуры! Сенной базар!» Оплатив проезд, я вышел из душного вагона и пошел пешком по Дунганской улице.

Кучегуры – это западный край города, а точнее город в городе, где живут дунгане, уйгуры и сарты. На Кучегурах пряничная архитектура губернского городка отступает перед саманным Востоком. Идешь по узкой, мощеной желтым кирпичом улочке и как будто попал в Хиву: слева и справа тянутся серые дувалы, за дувалами цветет урюк и на плоских крышах женщины поют песни и ткут невиданной красоты ковры. Нумерации на Кучегурах нет, нужный дом я искал по бумажке, которую мне выдал полковник Бек. Там было написано: «Прямо по Дунганской улице. Дом недалеко от мечети. Спросить Жумагали».