– Да, доктор тебе доходчиво объяснит, чего ты стоишь, – поддержал мёртвого поэта удавленник.


На прощанье поэт мне отвесил лёгкую, презрительную пощёчину, а удавленник сделал ручкой. Вот так попрощавшись, они ушли, век бы их не видеть. Дождавшись, когда стихнут их шаги, я стал пробовать освободиться. Ремни затянули на совесть, и сколько бы я не тряс руками, не дёргал ногами, они держали меня крепко, уверенно сдирая кожу, сжимая мясо и кости.

От моего занятия меня отвлекло гудение. Сначала думал, что показалось, но нет, так мог гудеть лифт. Я завертел головой и обнаружил то, что до этого не увидел – справа, между двумя шкафами в залитом полутьмой проёме притаилась железная, грязно-зелёная дверь лифта с большим глазком на уровне головы, как в тюремных камерах. Лифт гудел всё сильнее. Через пару секунд что-то там внутри механизма поперхнулось и гудение заткнулось. Дверь, зацокав, распахнулась, и оттуда, из чёрного дыма, заполнявшего кабину лифта, вышел доктор. Бля, не обманули, суки, от такого добра не жди. Одетый, как и санитары, в чёрный халат и шапочку – только зелёный крест у доктора переполз с шапочки на грудь, – доктор шевелил длинными руками, растопырив их в стороны – шевелил сразу шестью руками! – три пары рук. Нижняя половина была закрыта маской, но и того, что я видел сверху неё, меня заставило мгновенно пропотеть. Два вылезших из орбит, блестящих чёрных паучьих глаза и россыпь мелких глазков вокруг – на лбу, скулах. Из-под шапочки торчали лохмы ядрёных волос-шерсти, как смоль. Под маской что-то безостановочно елозило, шевелилось, грозя показаться, вызывая этим тошноту нехорошего предчувствия.

Адский доктор что-то не то просвистел, не то прошипел и прошёл к одному из столов, стоящих у стены. Этот стол стоял прямо передо мной и то, что лежало на нём, освещала лампа с козырьком над ним. Раньше на предметы, там томившиеся в ожидании мастера, я не обращал внимание, а теперь был вынужден обратить. Парочка пил, длинные спицы с крючками, вроде бы клещи или щипцы, похожие на каминные, ножи – некоторые необычайно широкие, другие, наоборот, тонкие, как иглы, острые, – кувалда, гвозди под двадцать сантиметров, ещё какие-то коробочки, кольца. И все эти инструменты были покрыты налётом ржавчины и покрыты пятнами грязи.

Доктор подошёл ко мне и стал снимать ремни. Вот мой шанс! – подумал я. Но не тут-то было. Он держал меня четырьмя руками, а две другие ловко отстёгивали ремни. Потом носилки полетели на пол, меня прижали спиной к ледяной поверхности стола, а запястья и лодыжки оказались схвачены железными браслетами. Ну теперь, мне оставалось молить лишь бога о чуде. Или согласиться на статус мертвеца.

В моей голове зазвучал шорох – такой неприятный, словно по спине пробежал паук, – затем из шороха, родился шёпот:


– Шибатат… Признаёшь её власть? – это доктор залез мне в голову.

– Нет! – выкрикнул я.


Тогда доктор сердито зашипел – уже не в моей голове, а в реальности, в моих ушах. Он метнулся к столу, вооружился щипцами на длинных ручках и вернулся ко мне. Просунув щипцы к моему боку, он раскрыл и ухватил мою плоть – да так ловко, что мне показалось, что вместе с кожей он ребро подцепил. Секунду больно не было, а потом он потянул… Я даже не смог вскрикнуть, хотя показалось, что заору так, что потолок упадёт. Утробный стон направленный не во вне, а внутрь меня. Так доктор ещё и выкрутил. Если бы он меня не переложил с носилок на стол, то мои судороги опрокинули бы их. Казалось, что боли не будет конца, но вот она дёрнула ещё раз и отпустила, и тогда я заорал во всё горло. Никогда не думал, что я настолько хлипкий. Надеялся, что выдержу, а от первого же щипка развезло так, что готов на всё. Из глаз текло, из носа подтекало. Я сжал зубы и не заметил, как между них оказалась губа, вот и по подбородку потекло. Я поднял голову и посмотрел на доктора. Теперь меня очень интересовало всё, что он собирался делать. А он взял кувалду, мерзко пропевшую о стол своей железной тяжестью, гвозди, и шустро вернулся ко мне. Что? Что он будет делать? Ответ не заставил себя ждать. Мои колени. Ему приглянулись мои колени. Первым стало левое. Гвоздь с одного удара вошёл по шляпку, прошив сустав насквозь и застряв в крышке стола. То, что причинили мне щипцы, было просто детской шуткой, а теперь я забыл, как меня зовут, для меня мир перестал существовать, осталась лишь боль – и я в ней, и она во мне, и я сам и есть боль. Выбросила меня наверх из тёмного океана муки новая волна – это было моё правое колено. Ну вот, теперь я уже точно никуда не убегу.