Однако, когда сэр Гай ступил на благословенную твердую землю, и к нему вернулась способность обращать внимание на окружающих, он с удивлением заметил, что между Рори и леди де Врие установились странные, практически дружественные отношения. Маргарет научилась бестрепетно смотреть в его обезображенное лицо и кротко сносить отсутствие манер и полное пренебрежение к этикету и титулам. Рори же взял на себя обязанности опекать «маленькую леди» и следовал за ней практически неотступно, чем несказанно злил Лайонела.
К запаху перегара можно и притерпеться, здраво рассудила Маргарет, а в присутствии МакКана она, безусловно, ощущала себя уверенней в этом варварском краю. Она и так страдала нестерпимо и непрестанно – от грубости здешних нравов и от грубости здешней пищи, от невозможности мыться так часто, как она привыкла, и от того, что окружающие мылись, по–видимому, значительно реже, чем это представлялось ей нормальным. Грязь и нищета, неудобные постели, которые Бесс застилала привезенным с собой бельем … а еще и крысы на постоялых дворах, где ей с поклоном предлагалась «лучшая комната» – очередная жалкая конура. В первую же ночь, заслышав топот маленьких лапок и попискивание, Маргарет так раскричалась, что полуголый Гисборн вломился к ней в комнату, выбив дверь плечом и сжимая в руке меч. Тогда уже раскричалась и Бесс, до глубины души уязвленная таким нарушением приличий. Кончилось все тем, что Рори, вдоволь посмеявшись («А я–то думал, что дух у тебя покрепче, малютка»), взял на себя труд осматривать комнаты перед их заселением и заставлять слуг заколачивать совсем уж большие дыры в стенах. А Бесс начала укладываться с леди Маргарет в одну постель, что создало бедняжке новые неудобства – ее бывшая кормилица храпела, как заправский мужик и нещадно потела во сне. Каждую ночь Маргарет, прочитав все полагающиеся перед сном молитвы, сворачивалась в комочек на краешке постели, мечтая о скорейшем наступлении следующего дня, и каждый день прикладывала величайшие усилия, чтобы казаться спокойной и доброжелательной. Каждый вечер Гисборн, не имевший даже возможности утопить в вине воспоминания о досадных промахах, допущенных им в течение дня, мечтал о том дне, когда он сбудет с рук эту обузу.
Путешествие их, однако, грозило затянуться – обоз тащился с черепашьей скоростью по ухабистым дорогам мимо нищих деревушек и замков знатных лордов, больше напоминающих военные укрепления. Маргарет со вздохом поправила капюшон. Становилось очевидным, что Джонас о многом не упоминал в своих письмах. После смерти леди Анны, так и не оправившейся после рождения дочери, ее родичи настояли, чтобы сын покойной бОльшую часть времени проводил в Англии, тем более, что практически все имущество брата и сестры составляло приданое их матери, а Поль де Врие после ее смерти детьми не интересовался совершенно.
Мерно покачиваясь в седле, Гисборн искоса созерцал тонкий профиль своей спутницы. Волей–неволей приходилось признавать, что у девицы есть определенные достоинства, несмотря на ее изнеженность. И она … волновала его. Он никогда не сталкивался с подобной женщиной и теперь совершенно терялся. Все женщины, которых он знал до сей поры, – будь то знатная леди или простолюдинка, – годились, в сущности, только для одного. И ворочаясь без сна на неудобной постели на очередном постоялом дворе, Гисборн думал, что авось если задрать надушенные юбки этой гордячки, она окажется ничуть не лучше любой портовой девки. Маргарет де Врие выглядела и вела себя так, будто она выше всего земного. Только это все было притворством. О нравах, царивших при дворе герцогини де Бове, ходило множество слухов весьма скабрезного свойства, почему леди Маргарет должна была стать исключением?