Вглядевшись внимательней, прямо перед собой он увидал, как на подобном его собственному каменном столбе, пред ним возникла Велга. Уговаривать майора прыгать навстречу появившемуся с горизонта кристаллу ей пришлось совсем недолго, – в памяти военного сильно было ещё воспоминание об упавшем под воздействием силы кристалла боевом вертолёте. Да и само, переживаемое майором в сей миг приключение, было столь реалистично, но вместе с тем и непохоже ни на что видимое прежде, хотя жизненный опыт его был велик, и повидал он много, что, не мудрствуя лукаво, не споря и не обманывая себя тем, будто всё это лишь видение или галлюцинация, он быстро согласился с реальностью происходящего, и, повинуясь приказу Нагваля, сделал решительный шаг в бездну, прыгнув навстречу, сверкающему перед ним, громадному как дом кристаллу-проводнику, тут же унёсшему его осязаемую как тело душу в лабиринт призменных граней своей идеальной конструкции, и воплотил после в новое бытие, в бытие незнакомого ему человека, человека весьма молодого, по сравнению с возрастом самого майора, и красивого, противоположной его собственной внешности красотою – высокого и белокурого, того азирийско-арийского типа внешности, к которому принадлежали многие партийные бонзы Азирии и сам президент Керенский.

Сей юноша, в теле коего и оказался дух майора, сознание имел весьма развитое и практичное, поэтому мыслил он преимущественно цинично и даже ленностно, будучи начисто лишённый способности о чём-либо мечтать или грезить творческими грёзами, что, даже для прямого и категоричного склада ума майора, тут же воспринялось, как какой-то недостаток, вызывающий в опыте здравого смысла нашего воина угрозу – как окружающему миру, так и самому себе, особенно от неспособности сего юноши осознавать ответственность за совершаемые своекорыстные поступки, эмоционально окрашенные в цвет серой чёрствости и прохладно-голубого равнодушия ко всему вокруг, не касающегося собственных его интересов.

Согласно чуждому нашему герою-военному мыслительному процессу, и одет был молодой человек этот соответствующе внутренней своей сущности – в аккуратно выглаженные и словно вылизанные языком от любой пыли и грязи, строгий и скромный серый деловой костюм, голубую сорочку и чёрные брюки, с выглядывающими из под отутюженных стрелок домашними туфлями, самого классического из всех возможных стилей, а в целом – элегантно.

Глянув в зеркало, рядом с которым находилось в сей миг тело этого юноши, майор наш саркастично обозвал самого себя, взирающего светло-голубыми, надменно безжалостными глазами, из под аккуратно уложенной на широком лбу янтарно-пшеничной чёлки, призраком белокурого денди, удивляясь сочетанию в сем облике черт элегантности и подчёркнутой невзрачности – той внешности, о которой можно сделать только уравновешенно спокойное замечание, автоматически вписывая её обладателя в ряд нормальных и правильно живущих людей, не отметив никаким эмоциональным штрихом, способным составить суждение о его характере.

Итак, поправляя детали своей элегантной, но скромной внешности, юноша смотрел через зеркало на свой силуэт, тогда как майор, принужденный взирать на то же, куда направлен был взгляд приявшего его дух тела, лихорадочно созерцал любые доступные периметру взора детали, элементы окружающей юношу обстановки, к которой сам он давно привык, но которая была в новинку, поселившемуся в нём, параллельно с собственным, духу путешественника в нагвале.

Первое, что отметил для себя майор, осмотрев обратный фон отражённой в зеркале комнаты, это оглушающую пустоту жилого помещения, будто созданного специально, чтобы содержать в своей чистой от эмоций обители соответствующее наполнение – безликое и классически строгое человеческое тело.