– Полностью согласен, – поспешно заверил её он. – Отличная идея!

Далее выяснилось, что желание выразить Протест сочетался у Огнешки с патриотизмом – гордостью за то, что всемирные мироеды для своей мега-сходки выбрали именно Прагу.

– Это потому, что у нас много замков и дворцов, – объяснила она Кишу. – Мало где в мире есть столько дворцов в одном городе, сколько у нас!

Он снова вежливо кивнул.

Примерно через час с небольшим, дёрнув для куражу бехеровки, выдвинулись в сторону Пражского Града, к президентскому дворцу, или как называли это сами кафкианцы «на штурм Замка». Сначала шли разудалой колонной в пять-шесть человек, но иногда из-за узких тротуаров приходилось перестраиваться и идти по двое или по трое, из-за чего отряд растягивался, и первым время от времени приходилось ждать последних.

По пути им попалось несколько огромных экранов, установленных для трансляции заседаний саммита. В ожидании открытия экраны заполняли местные певцы.

Киш нёс транспарант с универсальным для всех стран требованием снижения коммунальных тарифов (чем был, в общем, доволен, могло достаться чего похлеще), Варвара держала его под руку, время от времени задирая голову, чтобы заглянуть в его лицо.

– Знаешь, они, может, немного странные, но очень милые, – делилась она впечатлениями. – И удивительно, что они совсем не парятся, в какой именно области Франц был гением. Считают, что каждый может найти у Кафки своё, индивидуальное и неповторимое.

– По большому счёту они правы, – согласился с кафкианцами Киш. – На самом деле, людей, которые могут объяснить, что такого гениального сделал конкретный гений, ничтожно мало. По отношению ко всем остальным людям они – статистическая погрешность, если не сказать меньше. А раз так, то какая разница, в какой области гений был гением?

– Как это – какая разница? – удивилась Варвара. – Ты шутишь?

Руки были заняты, и он слегка наклонился, чтобы чмокнуть её макушку.

– Тут всё просто. Вот ты можешь сказать, в чём заключается гениальность, к примеру, Ньютона?

– Законы механики, – почти не задумываясь, ответила она. – И ещё вроде бы алгебра: бином Ньютона. Нет?

– Ну, алгебру Ньютон называл инструментом счисления для сапожников, – поведал Киш, блистая эрудицией в лучах вечернего солнца. – Законы механики? Тоже большие сомнения. Ты можешь сказать, что гениального в этих трёх законах? Скажем, в третьем: «Действие равно противодействию»? У нас неграмотные крестьяне задолго до Ньютона без всяких формул знали: «Как аукнется, так и откликнется».

– Хм, – задумалась Варвара.

– А разве древнегреческое «Угол падения равен углу отражения» не из той же оперы?

– Да, пожалуй, – согласилась она. – Но это что же получается?..

– Пока не знаю, – признался он, – мы просто с тобой ведём исследование на тему гениев. Спонтанная раскопка. И пока видим, что третий закон Ньютона нам не кажется гениальным. А как насчёт второго?

– F = ma?

– Кажется, так. Ты испытываешь восхищение, когда видишь эту формулу?

– А разве надо испытывать восхищение?

– Без этого трудно считать открытие этих формул гениальным. Я, например, ни капли не испытываю. Мне больше нравится выражение Ньютона: «Если мне удалось заглянуть дальше других, то только потому, что я стоял на плечах гигантов». Вот это здорово сказано, но эта фраза как раз и не очень известна, а известно «Сила равняется произведению массы на ускорение». И что в ней, скажи, гениального?

– Ну, не знаю, – произнесла Варвара с сомнением. – Без знания законов Ньютона, если на то пошло, были бы невозможны полёты в космос.

– Верно, – согласился Киш. – Но ведь его считали гением задолго до космонавтики – ещё при жизни. Почему?