– Ошибка этой твоей Шамикаль была лишь в том, что она изначально поручила эту миссию тому, кто не способен ее выполнить, – серьезно сказал Сфинкс, и когда Гулльвейг поджала губы, чтобы сдержать слезы, усмехнулся и пояснил, – у тебя есть мозги. У тех троих, я думаю, их нет. При всей твоей фанатичности, ты хотя бы иногда стараешься отделять себя от образа праведной жрицы, который ты построила вокруг себя.

Гулльвейг вздернула голову и посмотрела с удивлением почему-то на меня. Я ощутила это, и пожала плечами, не отрывая взгляда от огня. Тогда она заговорила, обращаясь к Сфинксу, но я была уверена, что она на него все еще не смотрела:

– Я всю жизнь провела среди жрецов в стенах храма Шамикаль далеко на севере Северного континента…

– Среди таких же головорезов в рясе, как те трое?

– Я понимаю, что ты имеешь в виду; не раз встречала тех, кто был фанатичен в своей вере. – Гулльвейг выдохнула, собралась и выпрямилась, снова оглядев всех нас. – Однажды, богатый на вид торговец, проезжающий мимо моей деревни, принес в храм своего умирающего телохранителя. За то, что он спас ему жизнь некромантией, он передал его нам и удалился, но жрецы храма отказались помогать, потому что раненым был не только некромант, но и темный эльф, Сайрис. Эта двуличность, фанатичная вера без ценности любой жизни поразила меня, и я сама оказала помощь нуждающемуся.

Я мельком оглядела всех присутствующих.

– Тогда ты тем более должна понимать, что те трое, – начал Велерус, но Гулльвейг посмотрела на него взглядом, полным надежды и он замолк на полуслове.

– Да-да-да, но мы еще не встретили их! – сказала она. – Может, они все-таки не такие! Или не все трое такие! Я хочу верить в это! Я хочу хотя бы попытаться поговорить с ними! Вдруг я… вдруг они…

Велерус насупился и посмотрел на Гулльвейг прямо.

– Скажи мне, если они придут, и у тебя не получится убедить их, в чем я почти уверен, на чьей стороне будешь ты?

Гулльвейг глубоко вздохнула и снова посмотрела на огонь.

– Если бы я слепо следовала тому, что говорит Шамикаль, я бы не рассказала вам всего этого.

– То есть, для последователей Шамикаль, ты станешь еретиком?

– В какой-то степени я уже стала им, когда почти семь лет назад исцелила темного эльфа-некроманта, и после защиты деревни на войне с гоблинами, уже четыре года назад, ушла из храма путешествовать вместе с ним.

– Значит ли это, что ты стала слабее?

– В каком смысле? – Гулльвейг со страхом посмотрела на Велеруса.

– Хоть я и мало что понимаю в магии, но я знаю, что ничего не берется из ниоткуда, – начал рассуждать он. – Боеприпасы делаются из металла и дерева, оружие куется из металлических слитков, магия, как такой же инструмент, тоже берется откуда-то. Если Шамикаль вконец отвернется от тебя, откуда ты будешь черпать силу? У тебя есть план на такое будущее?

Гулльвейг вновь посмотрела на меня, улыбнулась, глянула на свою ленточку, затем перевела взгляд на добытый в склепе арбалет, лежащий рядом, а после подняла глаза на Сайриса и сказала уверенно:

– Я что-нибудь придумаю!

– Ты справишься, – поддержал ее Велерус. – А нам ждать от тебя помощи в бою с твоими товарищами по вере?

– Я не думаю, что мне хватит духа, чтобы атаковать их, – вздохнула Гулльвейг. – Но спасибо. Я сделаю все, чтобы защитить вас, если Шамикаль не отнимет мою силу полностью до этого. Каждого из вас, – добавила она и, все-таки, посмотрела на Сфинкса.

Тот как раз глядел на нее.

– Я не до конца понимаю отношения между тобой и твоей или уже не твоей Богиней. Ее присутствие в твоей жизни – дар или проклятие? – Гулльвейг колебалась с ответом. Сфинкс подождал немного, резко выдохнул и сказал иначе, коснувшись пальцами лба. – Вот если бы все Боги сейчас разом пропали; ушли бы по своим Божьим делам, то что бы ты испытывала?