Наступила абсолютная тишина. Даже стук колёс прекратился.

Потом раздался скрежет – будто что-то большое двигалось по коридору. Остап почувствовал, как воздух наполнился запахом сырого мяса и формалина.

– Спрячься, – прошептал он, толкая Игоря в угол.

Дверь купе медленно открылась.

В проёме стояла фигура в прозрачном дождевике, капюшон скрывал лицо. Из рукавов свисали длинные, костлявые пальцы, слишком тонкие, слишком гибкие, чтобы быть человеческими.

– Билеты, – раздался хриплый голос, словно исходящий из глубины ржавой трубы.

Остап молча протянул свой билет. Существо повертело его в руках, затем резко повернулось к Игорю.

– Ваш билет просрочен.

– Нет! Я… Я купил его на прошлой станции! – Игорь забился в угол, его голос сорвался на визг. – Остап, помоги!

Существо сделало шаг вперёд. Из-под капюшона капнула чёрная жидкость, оставляя на полу маслянистые пятна.

– Пора отправляться.

Когда свет вернулся, Игоря в купе уже не было.

Только на полу остался тёмный след, ведущий к двери.

Остап сглотнул, разглядывая свой билет – на нём появилась новая печать с датой.

Через три дня.

Из стены снова донёсся шёпот:

– Остааап… Теперь мы ждём тебя…

Поезд с глухим скрежетом остановился на заброшенной станции, где некогда кипела жизнь. Теперь ржавые фермы платформы переплетались с биокоррозийными наростами, напоминающими вены на иссохшей коже. Остап, тяжело вздохнув, вышел на перрон, щурясь от ядовито-желтого света, пробивавшегося сквозь плотную пелену смога. Где-то вдалеке мигали уцелевшие голографические панели, бессмысленно транслирующие обрывки реклам прошлой эпохи – "НейроСистемы нового поколения" и "Квантовые процессоры по спеццене".

– Ну привет, Остап! Как вымахал! – раздался знакомый, но странно измененный голос прямо за спиной.

Остап медленно обернулся и увидел мужчину, которого когда-то знал как дядю Сашу. Теперь его правая рука была заменена киберпротезом старой модели "Буревестник-3" – видно было по характерным заусенцам на соединениях. Глаза светились тусклым синим – дешевые импланты "Ночной ястреб", которые массово ставили в первые годы после Катаклизма. Кожа на лице казалась неестественно натянутой, будто кто-то неумело пытался восстановить утраченные черты.

– Здрасте, – буркнул Остап, уклоняясь от объятий. Ладони дяди Саши были неестественно горячими, а кожа на них – грубой, словно покрытой мелкими хитиновыми чешуйками.

– Давай помогу с сумкой! – протез щелкнул сервоприводами, выпуская струйку маслянистой жидкости.

– Я сам, – ответил Остап, намеренно проводя рукой по тактическому пистолету на бедре.

Машина представляла собой уродливый гибрид старого броневика и сельскохозяйственного дрона – корпус был сварен из обломков разных машин, а колеса заменены на гусеничные модули. В салоне стоял едкий запах синтетического топлива, смешанный со сладковато-гнилостным ароматом. Остап прижался к дверце, чувствуя под ногами какое-то движение. Там, в глубине, пульсировала чуждая жизнь.

– Ну что, рассказывай, как там мать? – дядя Саша повернулся, и его импланты зашипели, выпуская клубы пара. – Мои сканеры показывают… интересные изменения в твоих биопоказателях. Особенно в области гиппокампа.

– Нормально. Всё в порядке, – ответил Остап, наблюдая, как за окном проплывали руины НИИ бионики – некогда передового научного центра.

– Молчун, как и раньше, – дядя Саша щелкнул пальцами – точнее, тем, что их заменяло. – Но здесь ты научишься говорить. У нас принято делиться… информацией. – Последнее слово он произнес с особым ударением, и Остап заметил, как язык у него слишком длинный и гибкий.