Нашу группу отправили на почти что передовую воздушной битвы за Англию, на одну из баз истребительной авиации в устье Темзы. Сразу меня определили в группу медэвакуации. В нашу задачу входило первичное и вторичное оказание помощи вывозимых гидропланами, катерами и кораблями, а то и самой эвакогруппой с берега, подбитых британских лётчиков. Первичная помощь зачастую не оказывалась правильно в силу нехватки времени на выдёргивание сбитого лётчика из воды. К тому же среди немецких лётчиков-истребителей наметилась тенденция из мести атаковать и спасателей в Па-де-Кале. В итоге девятнадцатилетние мальчишки- лётчики нередко умирали на родном берегу от шоковых поражений и кровопотери. От переохлаждения-то, по старой моряцкой привычке, их ещё успевали отогреть хорошим бренди внутрь и химическими грелками на теле. И мы, загоняя наш «Bedford MWV», успевали довезти мальчишек, кричащих и корчащихся от боли после шока, до стационарных условий помощи.

Тогда и пришло осознание нехватки времени на жизнь. Когда за пять-семь минут успеваешь вытащить человека с того света, то замедляется время, пока в страхе не оглядываешься на часы. А сейчас время снова тянулось в ужасе…от того, что жива.

…Опять эта голова… Вроде по ощущениям касательное… Эти подонки чего-то или кого-то испугались и не стали стрелять наверняка. А может была команда именно испугать? Этот «капитан» в чёрном кричал что-то о работе Вацлава на русских и попытке выхода того на связь. Он надеялся, что я с невнятным бормотанием про дезертирство и убийство офицера буду к нему лояльнее. Но ведь глупо говорить о том, и как баран соглашаться с тем, чего не знаешь. Блеф – вещь недолговечная…

Снова провал в сон и снова песчаный вихрь душил за горло. Проснувшись, я откашлялась. Часы на стене не показывали и получаса сна. Рёбра поломаны? Ведь не жалели, гады, на «допросе методами второй степени устрашения». Ощупываю себя под грудями – нормально. Хотя, может это опять «пляска памяти» в африканских песках.

В ноябре 1940-го командование госпиталя сделало «ход конём». Предложили нашей группе девчонок записаться добровольцами в британскую армию, сдав документы об американском гражданстве куда подальше. Опыт с наземными группами медэвакуации Королевских ВВС заинтересовал штабистов генерала Уэйвелла в Африке. После двухмесячной обкатки в учебном центре (бой-девочка дорвалась до оружия, марш-бросков и звания лэнс-капрала) шестерых из нас, с британской квалификацией парамедиков, отправили в Каир, в распоряжение медслужбы Королевских ВВС. Тут снова наметился отсев – двое умудрились понравиться госпитальному начальству и остались там. Оставшаяся четвёрка была распределена на передовой аэродром у Мерса-Матрух. Заканчивался феерический идиотизм маршала Грациани с декабрьским наступлением в Ливии, подсчётом британскими офицерами «пленных макаронников акрами» и разгулом дизентерии в песках – смешным и страшным напополам. С воздуха мы наблюдали в охраняемых периметрах с пленными десятки, если не сотни скрюченных, в характерной позе и со спущенными штанами, несчастных – с поносом их добивало обезвоживание.

Работы по сбитым у Бардии и Тобрука в январе 1941-го лётчикам было не так много. К тому же стали практиковать вылеты на поиск на тихоходных самолётах «Лайсандер». На самолётах приходилось работать и за лётчика-наблюдателя, хотя наша главная задача беспокоила нас больше. Каждый выезд и вылет в пески давался с трудом – давил не столько климат, сколько внезапно меняющаяся погода и страх не спасти сбитого лётчика при обезвоживании и заражении крови. Страх переросший себя и ставший долгом врача, испепелял слабости, недосыпание по ночам под страхом наличия местной ползучей гадости под одеждой и в ботинках и постоянную жажду. Не пугала и вероятность попасть в плен, на фоне буквально отсутствующей линии фронта в понимании прошлой мировой войны в Европе.