***

– Каковы мои действия в случае встречи на явке Вацлава? – заёрзал капитан.

– Если информация действительно заслуживает внимания, то возьмёшь его в оборот. Если же нет, то ликвидируешь его – тащить «дезу» тоже могут, а Вацлав метался последнее время.

Михалёв говорил спокойно, будто в разведпоиск отправлял полкового разведчика. Да ещё и в одиночку и без рации – будто на службу в разведку час назад пришёл. Спасибо , что хоть резервный канал связи на явке должен быть.

–Так всё просто! В случае ликвидации или ошибки в объекте мои действия?

– Выйдешь на связь по известным тебе частотам и режиму связи в течение трёх суток. Не объявишься через десять дней с выходом на связь в контрольное время – будем считать дезертиром или власовцем в бегах. Максимальный срок работы «за кордоном» тебе – три недели. Там обстановка меняется каждый час.

– А как иначе? Лишь бы войну не объявили.

– Сплюнь, дурень! Я бы и сам сходил, но обстановка уж слишком нервная. К тому же работать будешь не ты один там, да тут информация есть, что через наш пост охраны у хутора Нойнер два часа назад со стрельбой прошла вооружённая группа из четырёх человек. И в район дислокации частей армии. Контрразведка гонит во весь опор, но на поиск ушла и наша группа, так как район прорыва близко к нашему тихому городку. Да и припёрлись они явно не на блины к тёще. В общем, не дают покоя мне…

Капитан и подполковник спустились в подвал с оружейной комнатой, сейфами и обширным гардеробом. До перехода границы зоны оставалось три часа…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЕРЕХОД.

Костюм по легенде, на переход границы зоны, подбирался весьма занудно. Переход советским солдатом-дезертиром исключался сразу – невелика птица, при провале сдадут назад, в заботливые руки, и пилить лес поедешь. Как назло отношения СВАГ21 и командования сектора американской зоны в районе перехода были приличными. То же и с «американским солдатом», только в другую сторону, только помимо военной тюрьмы появлялась опасность «расколки» военной контрразведкой 5-го корпуса с вероятностью вербовки и измена Родине из очевидного мотива.

Гражданский костюм даже при наличии хорошего знания немецкого языка, с пародией на мекленбургский акцент, тоже исключался. В силу вероятной задачи из возможных силовых действий, а то ликвидацию кого-либо, требовалась «сбруя» под оружие, медикаменты и гранаты.

Взгляд капитана упал на добротно сшитый камуфляжный комплект расцветки «айхенлауб» и маршевые ботинки М-37. Уж чего-чего, а в рейхе умели облегчить жизнь «топтуну». Тут же нашли пухлый альпийский рюкзак, куда идеально вошла связка гранат М-24 и «яичный груз» из четырех гранат М-39, сапёрные кусачки, медкомплект, два ножа, три упаковки американского армейского рациона «К», советский шоколад «Кола»22 в обезличенной белой бумажной упаковке. В поясные сумки и на ремень залезли три магазина к американскому пистолету-пулемёту М3А1 с глушителем, отмычки, сапёрный щуп, фляга. «Резервом» лежал в рюкзаке массивный М1911 с двумя обоймами. Документов, кроме нескольких листов трофейных немецких «пятикилометровок» района действий и одного листа «сотки» аж 1944 года издания, как водится, не было. Не стандартное требование в разведпоиске – без лишнего в карманах – а неопределённость задачи диктовала сие. На оперативные расходы Михалёв отписал («без бумажки ты букашка») по акту восемьсот американских долларов. Богатство на полгода жизни немецкого деревенского прощелыги в американской зоне, учитывая строгое хождение сначала оккупационной валюты, а потом и новой западногерманской марки в официальном обороте, а не «чистых» долларов, за которые местные и к Мефистофелю с душой на продажу побегут. На поддельные документы хватит.